Бабушки здесь занимаются тем, что ходят по тундре и ищут кочки. Пустые. На которые наступаешь — и нога проваливается. Если проваливается — значит там склад мышки. Вот эту самую кочку ножом аккуратно и срезают. Ведь мышки как делают? — Устраивают себе склад на кочке, в сухом месте. Забивают туда корешки, маленькие такие, коротенькие, сладенькие… Мышки разные корешки собирают. Я два года по тундре с одной семьей путешествовал. Корешки они видели, а растения, у которых такие корешки не знали, и найти не могли. Поэтому только из мышиных складов доставали. А мышки корешки очищают так хорошо — можно сразу на стол подавать. Один охотник, суровый такой парень, взял корешок и посадил в горшке на подоконнике. Хотел посмотреть, какое растение вырастет. — Ничего не получилось. Потом профессор биологии приехал из Америки. Который эскимосов на Аляске изучал. Ему быстренько объяснили, что к чему, — а он тут же растение по латыни назвал. Мы, правда, так ничего и не поняли. Да и вообще, у чукчей отношение к пище такое… любовное. Что у эскимосов, что у чукчей — как у истинных гурманов. Я таких вкусностей не ел, ни в каких ресторанах.

Чукчи никогда не стремились попасть в российское подданство и всегда оказывали сопротивление. В результате Россия обложила маленький народ весьма своеобразной данью: ее нужно было платить столько, сколько сами чукчи считали необходимым и возможным. Набеги российских казаков были реальными карательными операциями: русские казачьи партии по 400—500 человек были превосходно вооружены, но результат… Империи покоряются проще, чем маленькие народы. Чукчей не пугало превосходство русский карабинов над их берданками: после первого же залпа они так яростно бросались в атаку, что казаки попросту не успевали перезарядить оружие и пускались наутек. Кроме всего прочего, чукчи были искусны в лучном деле и дырявили казаков налево и направо.

Все пришло в состояние равновесия только тогда, когда царские власти ликвидировали в Анадыре крепость и отозвали гарнизон на материк. Традиционно, чукчи делятся на две группы: оленеводы-кочевники и оседлые морские зверобои. И те и другие говорят на одном языке, постоянно обмениваются товарами и заключают между собой браки. В наши дни чукчей насчитывается примерно 16 тысяч, а эскимосов — 1,5 тысячи. Мало, но эти цифры поражают своей стабильностью на протяжении даже не десятилетий — веков.

Пример адаптации чукчей и эскимосов к Арктике уникален. Находясь в развитии на уровне каменного века — ну, чуть ближе к нам — аборигены сумели создать такую систему жизнеобеспечения, что она вошла в сокровищницу мировой культуры. Только удивительная находчивость и сила характера помогли чукчам выжить на Севере. Всем известное жилище эскимосов — иглу — целиком сделано из снега, а ведет себя как идеальный термос, который экономит каждую калорию тепла: подтаявший и замерзший внутренний свод иглу не позволяет теплу улетучиваться, поэтому для отопления достаточно крохотного жирового светильника. Кочевые оленеводы до сих пор живут в традиционных ярангах.

Яранга мобильна, удобна для перевозки, ставится быстро — полчаса или минут сорок, — а двойной слой отлично удерживает тепло. Помните эскимосского мальчика из «Сказания о Кише» Джека Лондона, приспособившего китовые усы для охоты на медведя? Благодаря своей отваге и находчивости, чукчи выходят победителями из самых страшных схваток. На охоте часто применяют самодельный гарпун, так как боеприпасы привыкли экономить, а зверя выстрелом можно и спугнуть.

Как-то около поселка Ванкарем охотники, веками промышлявшие здесь моржа, затеяли стрельбу из карабинов — в результате неглупые звери несколько лет не появлялись на том месте. Чукчи используют и более редкое оружие — боло, распространенное ранее на Американском континенте (чукотское название — эплекхэтет). Это несколько грузиков на веревочках, соединенных в одном месте. При броске грузики разлетаются в стороны, но, попав в птицу, обматывают ее и прибивают к земле.

На кита на веслах ходят, в двух байдарах. У чукчей есть такие лезвия — ремешочками привязаны кожаными. Они должны киту в сердце попасть. Чтобы сразу убить. Бьют одновременно из первой и второй байдары. Старики рассказывают такую байку «говорит один эскимос другому: «Что, попал в китово сердце? А я твои ремешки обрезал!». А второй ему отвечает: «Я твои тоже обрезал'». Гарпуны вынимают — а у обоих лезвия там, в сердце кита, остались». Причем, все это рассказывали мне на своем эскимосском языке… Я так, конечно, понимал какие-то слова, звуки… У них свое, своеобразное, словообразование. Как бы наращиваются слова. Одно слово может занимать несколько строчек. А алфавит русский, с некоторыми добавлениями. У аляскинских же эскимосов алфавит английский. И один звук может обозначаться несколькими буквами.

Чукотка — удивительное переплетение реалий первобытного строя и современной жизни. И все это — естество чукчей, а не развесистая клюква для туристов. В Ванкареме живет старик Вуквувье, человек удивительной судьбы: прославился он тем, что его собачья упряжка не раз добиралась до льдины, на которой зимовали челюскинцы¹, и в благодарность за помощь челюскинцы построили тогда в Ванкареме школу. Как это ни странно звучит, благосостояние чукчей порой прямо пропорционально числу катастроф у берега — флибустьерская кровь! Однажды у Ванкарема затонул канадский корабль. Канадцы признали его непригодным и бросили. Чукчи распилили судно и продали цветной лом… тем же канадцам. Часть средств перепала местной администрации, и в Ванкареме был построен клуб. Стиль общения народа на Чукотке поражает пришельцев. Если на материке первым делом спросят: «Ну, брат, как ваще?» — то здесь это звучит примерно так: «Здравствуйте, меня зовут Илья, я начальник авиаплощадки поселка Уэлькаль. Если понадобится помощь, сразу ко мне.» На Чукотке можно выжить только вместе. Зато, выжив, ты поймешь, что жизнь дана не зря. И ты сможешь управлять ею…

Снова тундра, ноябрь, метель …В яранге горит огонь. Я делаю оленину по старому обычаю — мясо нужно кинуть на раскаленный металл и снимать сразу, как только оно побелеет. Кунэ курит и смотрит сквозь стену яранги куда-то вдаль. Он может так просидеть час, и ни тени эмоций не проскользнет на его лице.

К утру ярангу заметет где-то на полметра, как и собак, пережидающих непогоду под снегом. Мы погрузим нарты, дадим лайкам рыбы или наструганные кусочки мяса и помчимся в сторону Города. Позади снова будет исчезающий след, легкий, как пепел сигареты, отделенный от живого огня. Страна кита проживет еще один день. И серый кит, и ездовой олень, и лайка Наче, и анадырский портовый бич — все будут счастливы, если этот день увидят. И я, наверное, тоже.

Автор: Руслан Аралов.

P. S. Интересно, как на Чукотке обстоят дела со связью, пользуются ли современные чукчи таким чудом техники как мобильные телефоны. Наверное, учитывая дальность тамошних расстояний, да еще и частую непогоду со снежными буранами для мобильной связи существует множество помех. Так что для улучшения чукотской связи и предоставления чукчам 21-го века возможности хотя бы чуть-чуть жить в ногу со временем, на Чукотке необходимо открыть филиал какой-то хорошей российской ИВР-Студии, улучшающей мобильную связь на суровых чукотских землях.