Цыбиков провел почти три месяца в монастырях Гумбум и Ламбран. Он устал притворяться благочестивым паломником, вынужден был соблюдать инкогнито, скрывая истинные цели своего путешествия. Все это создавало огромные трудности в работе, мешало ей. А разоблачение грозило гибелью.

«О проклятие скрываться! — записал в дневнике Цыбиков в минуту отчаяния.— Сегодня я просидел около часа за городом, для того чтобы снять монастырь Чжан-цзая. К канаве, где я сидел, то и дело приходили за водой, а некоторые здесь мыли шерсть. К тому же по дороге постоянно проходили люди. Я сел на высокий берег канавы, откуда и смог сделать снимок, один лишь снимок».

Гонбочжаб впервые в мире сделал фотографии монастырей, святынь и замков, а позже — фотографии священного города Лхасы. Фотографическая техника начала ХХ века была еще очень примитивна, хороший снимок требовал длительной выдержки, а снимать нужно было совершенно тайно, чтобы не вызвать никаких подозрений. Здесь ему приходилось полагаться только на свою изобретательность и находчивость. У него в руках — большая молитвенная мельница, но в ней спрятан фотоаппарат. Через хитроумную систему отверстий Цыбиков незаметно фотографирует. Так, украдкой, он сделал около ста различных фотографий, уникальных фотографий. А в священной книге Цзонхавы Гонбочжаб под видом благочестивых пометок вписывал строки своего дневника.

Потала, фото Цыбикова.

Молодой ученый не может упустить возможность посетить медицинский факультет Гумбума, он хочет разгадать загадки тибетского врачевания. На факультете Чжюд учатся только избранные, те, кто способен выдержать психические и моральные перегрузки. Гонбочжаб думает только об одном — надо выдержать.

В марте 1901 года начались сборы в путь, а он предстоял нелегкий — около двух тысяч километров по пустыням и горам. Опасаясь встречи с отрядами грабителей, караван, к которому примкнул Цыбиков, обошел озеро Куку-нор с южной стороны. Небесно-синяя вода Куку-нора считается священной. Согласно древним верованиям, она обладает целебной силой, и паломники, несмотря на выпавший снег, омылись этой водой, чтобы прогнать грехи, болезни и страхи.

Озеро Куку-нор

Вскоре начинается Тибет, подъем на перевал Куку-Тоно. Узкая дорога лепится к отвесным скалам, все время приходится переправляться через бурные горные реки. Стоит июль, но то и дело выпадает снег. На перевалах высотой свыше пяти километров люди задыхаются от недостатка воздуха. «Где бы ни умереть — все равно»,— шепчет караванщик. Цыбиков не отличался богатырским здоровьем, он знал только одно: надо, терпеть. Лихорадка била его, температура поднималась, зашкаливал термометр. Но хорошая доза хинина, а возможно, тибетские травки помогли ему быстро встать на ноги.

21 июля, перевалив через хребет Бум-пзэй (сто тысяч вершин), караван прибыл в падь, населенную ламаистами-скотоводами. Несмотря на свой скромный вид, Накчу-Цонра являлся своего рода контрольным постом Лхасы. После тщательного опроса паломников выявляют затаившихся иноверцев, безбожников и отправляют их обратно на растерзание грабителям. Начальник каравана в раздумье. Среди паломников все-таки пошел шепоток: Гонбочжаб Цыбиков вовсе не паломник, он идет в Лхасу не на молебен, а с какой-то другой целью. Начальник каравана без обиняков говорит, что он обязан доложить правителю Накчу-Цонра о присутствии в их караване «человека с русскими манерами».

Но если есть деньги, то Цыбиков может откупиться, надо только выложить пять ланов серебром на подарки хамбо-ламе. Гонбочжабу предложили лично явиться к его святейшеству, а у дверей его резиденции уже висят плети, крученые сыромятные ремни с узлами на концах…

«Я был на поклонении у далай-ламы как обыкновенный богомолец,— пишет Цыбиков.— Лицезрение его стоит, оказывается, недешево, в казну Поталы надо внести восемь ланов серебра». Церемония поклонения проходила несколько раздраженно, Гонбочжаб постоянно был под прицелом многих внимательных глаз. Несомненно, далай-ламе уже доложили, что вокруг Поталы который день кружит этот «светский человек с русскими манерами». Он что-то чертит и пишет в книжечку, глядит на Поталу сквозь молитвенную мельницу. Что делать с таким человеком? Он вроде бы достоин самого жестокого наказания, но он, оказывается, отмечен небом, череп его имеет особое строение — священная габала!

Так выглядит тибетская габала.

Паломники отбивают поклоны перед троном далай-ламы, вручают хадаки — дарственные платки. «После всех подношений,— писал Цыбиков,— далай-лама принял мой хадак и благословил меня приложением своей правой руки к моему темени. В это время ему подали шнурок из ленты шелковой материи, он связал узел и, дунув на него, положил на мою шею. Такой шнурок с узлом называется по-монгольски «цзангя», а по-тибетски «сун-дуд». Этот охранительный узел, освященный дуновением, после прочтения известного заклинания считается талисманом, охраняющим от несчастий».

Цзангя получил один только Цыбиков. Теперь он допущен в таинственную Лхасу, он осматривает главные святыни «страны небожителей», изучает процесс богослужения, интересуется бытом лхасцев и искусством прорицателей. А фотоаппарат, спрятанный в молитвенной мельнице, по-прежнему издает короткие, почти неслышные щелчки.

Цыбиков сделал то, что не удалось сделать другим,— Лхаса перестала быть «белым пятном» на картах мира. Он стал первым ученым, летописавшим всех «живых богов» и выстроившим их родословные. Он привез в Санкт-Петербург триста тридцать три старинные книги — трактаты по философии, медицине, истории, грамматике, религии. Материалов, вывезенных Цыбиковым из Тибета, ученым хватило на многие десятилетия, часть сочинений философов-нанцитов не прочитана даже до сих пор. Имя его помянет добром еще не одно поколение востоковедов. Его главный труд — «Буддист паломник у святынь Тибета», изданный в Петрограде в 1918 году,— бездонный кладезь знаний о жизни Тибета.

Русское географическое общество высоко оценило подвиг Цыбикова. В его честь была выбита золотая медаль с надписью: «За блестящие результаты путешествия в Лхасу», а кроме того, он был удостоен золотой медали имени Н. М. Пржевальского.

После возвращения из путешествия по Тибету Цыбиков продолжал активную деятельность. Он обрабатывал собранные материалы, читал курс монгольской философии, следил за постоянным изданием «Бурятоведческого сборника» и подготовил немало деятелей народного образования и ученых. Но тяжелая болезнь неумолимо подтачивала его силы.

Почувствовав приближение смерти, Цыбиков не потерял самообладания, он ведь всегда был мужественным человеком. И теперь, лежа в палате захудалой аймачной больницы, он попросил уйти всех родственников, оставить только часы… Наверное, в его памяти горели золотые крыши Поталы, звучала музыка древнего камня, музыка гор… Он умер 20 сентября 1930 года. Родные хотели похоронить ученого на его родине, в Урдо-Аге. Но могила была вырыта почему-то в десяти километрах от той самой больницы. А через несколько дней обнаружилось, что могила Цыбикова раскопана. Кто-то извлек тело и похитил его.

Впрочем, догадаться нетрудно, кому оно понадобилось. Ведь из человеческого черепа ламаисты изготавливают ритуальную чашу-«габалу», которая играет большую роль в их мистических обрядах. И чем известнее человек, тем более ценной является чаша-габала, изготовленная из его черепа. Ясно, что здесь приложили руку «святые» ламы, ведь Цыбиков побывал в священной Лхасе, дважды видел далай-ламу, был ученым человеком, профессором.

Скоро началось следствие, в округе толковали о том, что Цыбиков умер не своей смертью, что его отравили ламы за предание гласности сокровенных тайн Тибета. Однако следствие никаких результатов не дало, злоумышленники, осквернившие могилу, так и не были найдены. Долго шли разговоры, что агинские ламы, возможно, сумели отправить габалу в Лхасе, стараясь тем самым заполучить благосклонность далай-ламы, или же спрятали ее у себя. Но кто из лам сделал это, да и так ли это вообще — осталось тайной. Таинственно исчезла и сама габала. Там, где когда-то было кладбище агинского дацана, сейчас чистое поле. А Гонбочжаб Цыбиков давно, к сожалению, забыт.

Автор: Александр Шумилов.