Франсиско Гойя занимает особое место в испанском искусстве и испанской культуре: не будет преувеличением сказать, что это самый крупный художник, которого дала Испания за триста лет, прошедшие после «золотого века» испанского искусства, отмеченного именами Эль Греко и Веласкеса, Сервантеса и Кальдерона. Особое место принадлежит Гойе и в европейском искусстве своего времени — он намного опередил поиски и дерзания своих современников. Когда сравниваешь произведения Гойи с картинами классициста Давида или романтика Жерико, сразу бросается в глаза, насколько свободен Гойя от каких-либо априорных схем и доктрин, насколько непосредственно реагирует его искусство на окружавшую художника действительность. Кажется, что творческим возможностям его кисти и офортной иглы нет предела. Это сближает Гойю с искусством XX века. Как писал французский исследователь Мальро, Гойя «предвосхитил все современное искусство».

При жизни Гойя не был известен за пределами своей родины. Для остального мира его открыли в 40-х годах 19-го века французские романтики, которых привлекла в творчестве художника прежде всего фантастика. Оценка творчества Гойи неоднократно менялась. Для наших современников он не только создатель образов, поражающих своей фантастичностью, но прежде всего большой мастер реалистического искусства. Однако постоянно возрастающий в наше время интерес к творчеству художника вызван не только его мастерством реалиста. Творчество Гойи — это интереснейший человеческий документ и документ эпохи. Именно поэтому его картины и офорты не могут оставить равнодушным — их принимаешь или не принимаешь.

Жизнь и творчество Гойи начинались в XVIII веке — существовавший порядок вещей казался тогда прочным и неизменным; умер художник в 1828 году, когда после мучительной ломки рождались новое общество и новая культура. Художник оказался в исключительном положении: оставаясь блестящим знатоком испанской жизни XVIII века, испанских традиций, он приобрел новый взгляд на мир, взгляд человека XIX века, расставшегося со многими старыми иллюзиями, предрассудками и суевериями. Эта позиция на рубеже двух столетий, на грани двух исторических эпох позволила Гойе с большой достоверностью и страстностью отразить в своем творчестве противоречивость и сложность своего времени.

Франсиско Гойя родился 30 марта 1746 года в арагонской деревушке в семье позолотчика. Юность провел в Сарагосе и Мадриде, учился живописи, в 1764 и 1766 годах выставлял свои картины на конкурс в Академию Сан-Фернандо, но потерпел неудачу: картины не были приняты. Затем уехал в Италию. Вернулся в 1771 году. Живопись итальянского классицизма и античное искусство не привлекали Гойю. Он много копирует Веласкеса, совершенствует свою живописную технику, делает первые офорты.

В 1776 году Гойя начал работать на королевской шпалерной мануфактуре в Мадриде. За 15 лет он создал большую серию так называемых картонов — композиций, по которым изготовлялись шпалеры. Эти работы заставили говорить о Гойе как об одном из самых крупных мастеров в изобразительном искусстве Испании. Несмотря на прикладной характер, ограниченность тематики и выразительных средств этого жанра, уже здесь Гойя показал себя как оригинальный и самобытный мастер.

Картины Гойи отличает радостное, мажорное мироощущение. Перед нами небольшие жанровые зарисовки народной жизни, в которых нет нарочитого изящества и утонченности. В картоне «Завтрак на лужайке» (1788, Лондон, Национальная галерея) Гойя показывает группу из пяти кавалеров и двух дам во время пикника. Никакой идеализации: национальные испанские костюмы, выразительные, подчеркнуто некрасивые лица.

В других картинах Гойя еще дальше отходит от французских образцов: в композициях «Ходули» (1791—1792, Мадрид, Прадо), «Игра в пелеле» (1791, там же) он показывает народные игры и развлечения. Гойя не только противопоставляет торжественному холодному придворному портрету и классицистическим композициям радостную стихию народной жизни, — но в таких картинах, как «Зима» или «Раненый каменщик» (обе — 1786, Прадо), он показывает полные драматизма сцены из жизни простых испанцев.

Работа на королевской мануфактуре все меньше удовлетворяла художника, хотя и принесла ему почет и славу: в 1780 году он был принят в члены Академии Сан-Фернандо, где в скором времени стал сначала вице-директором, а потом и директором живописного отделения, в 1789 году — назначен придворным живописцем нового испанского короля Карла IV.

Отказавшись от работы над шпалерами, Гойя приступает к созданию живописных полотен. К 90-м годам относятся несколько картин, в которых Гойя запечатлел характерные сцены испанской жизни.

В «Похоронах сардинки» мы видим народный праздник, который проводился в Испании в последнюю среду перед великим постом. Гойя прекрасно передает задор и искреннее веселье, охватившее участников празднества.

А вот другая процессия — «Процессия флагеллантов». Это иная, оборотная сторона жизни народа. Процессии флагеллантов, самобичующихся, были запрещены в Испании еще в 1777 году, но, как и многие другие суеверия, этот обычай настолько укоренился в сознании людей, что, несмотря на запрет, шествия флагеллантов продолжались и в начале XIX века. Динамичность композиции, ее нервный ритм подчеркивают эмоциональную напряженность сцены, граничащую с безумием экзальтацию, в которую впала толпа.

В картине «Заседание трибунала инквизиции» под тяжелыми сводами огромного зала на помосте сидят осужденные в высоких остроконечных шапках, разрисованных языками пламени, — каросах, которые надевались на жертв инквизиции. За столом восседают члены трибунала, чуть ниже — монахи-доминиканцы. Заседание в разгаре. Гойя противопоставляет мужественность жертв низменности палачей.

Параллельно Гойя работает над «колдовской» серией. Это небольшие по размеру картины, в которых художник обращается к суеверным представлениям о силах ада и зла.

В центре «Шабаша ведьм» (Мадрид, Музей Лаэаро) изображен дьявол в виде огромного козла. Вокруг него сидят ведьмы с тельцами младенцев в руках. По освещенному луной небу летят демоны в образе черных летучих мышей. Эта картина, как и «Лампа дьявола», «Кухня ведьм» и другие, свидетельствует о том, что в творчество Гойи проникает фантастика, ставшая в дальнейшем одной из главных особенностей его искусства.

Картины, созданные в 90-е годы, тематически связаны с его известным произведением — серией офортов «Капричос» — и являются своего рода прелюдией к этому произведению. «Капричос» были созданы в 1797— 1798 годах. В этих офортах отразились многолетние наблюдения художника над испанской действительностью, его стремление к изменению существующего порядка вещей. Торжество Глупости над Разумом, суеверие, нравственное падение — эти темы проходят красной нитью через все 80 офортов серии.

Долгое время исследователи пытались расшифровать тайный смысл листов: намеки на исторические события того времени, на конкретных лиц и конкретные обстоятельства из жизни самого художника, но их поиски не увенчались успехом. Дело в том, что в «Капричос» Гойя создал обобщенный философский образ действительности, не прибегая к иносказанию и «эзопову языку». Он мыслит противопоставлением категорий: день и ночь; разум и глупость, суеверие; молодость и старость и т. п.

Фантастика служит для более глубокого раскрытия реальности. Эпиграфом к «Капричос» может служить подпись к 43-му листу: «Сон разума рождает чудовищ». Этим сном спит Испания — страна, оказавшаяся на окольных путях Истории; страна, в которой правит Глупость, а не Разум; страна, где суеверия, веками внедряемые в народ, стали неотъемлемой частью его сознания. Картина, которую рисует Гойя, неоднозначна: виновны не только палачи, но и жертвы. Развращенные многовековым царством Глупости, они не стремятся вырваться из-под ее власти.

«Капричос» начинаются с сатирических зарисовок испанской жизни; постепенно персонажи офортов — махи, старухи-сводни, глупцы, попадающиеся в сети продажных женщин, монахи — изменяются, в их облике начинает проявляться их подлинная сущность. Все меньше человеческого и все больше животного, ведьмовского мы видим в лицах.

Вот лист 23. Перед нами снова заседание трибунала инквизиции. На заднем плане — море монашеских лиц, отмеченных чертами порока; единственное сохранившее благородные человеческие черты лицо — лицо осужденной. Но Гойя заставляет зрителей расстаться с иллюзиями. «Безобразие! С такой порядочной женщиной, которая за гроши всем оказывала услуги, такой усердной, такой полезной — и так обойтись! Безобразие!» Род занятий грешницы очевиден. На следующем листе Гойя показывает процессию, которая сопровождает осужденную на костер,— здесь уже не возникает никаких сомнений: жертва не лучше своих палачей.

С наступлением Ночи метаморфоза персонажей ускоряется: спадают личины, проявляются подлинные лица. В царстве Тьмы Глупость уже не рядится в одежды лицемерия.

На листе 46 «Строгий выговор» ведьмы и ведьмаки получают последние наставления перед тем, как отправиться на шабаш. «Без выговоров и нравоучений нельзя преуспеть ни в какой науке, — комментирует Гойя, — а ведовство требует особого таланта, усердия, зрелости, покорности и послушания Великому Ведьмаку, который ведает Колдовской семинарией…» В этой колдовской семинарии ученики одеты в монашеские рясы, как и те, кто присутствовал на суде инквизиции. Что это, адская пародия на деятельность «святых отцов»? Нет, это портреты, обнажившие их сущность.

Одна за другой предстают перед нами силы Тьмы. Вот монахи-доносчики (лист 48) — образ, связанный с деятельностью иезуитов в Испании. Гойя обыгрывает двойной смысл слова sop — lones — доносчики и дующие. На этот раз эти прислужники зла, занимающие низшие ступени в дьявольской иерархии, сами становятся жертвами «дующего» дьявола, летящего на коте. На следующем листе «святые братья» показаны в виде домовых. Алчные и ненасытные, проникающие повсюду.

Картины кошмарного ночного шабаша Гойя перемежает возвратами в реальность. Но на этот раз силы Зла не скрывают своих намерений и целей. Лист 58 тоже построен на игре слов: GERINGAR буквально означает «ставить клистир», а в переносном смысле — «докучать». Монахи обступили несчастного, который молит о милосердии. В руках у одного из них огромный клистир. «Кто станет жить среди людей, — утверждает Гойя, — тому не избежать клистира. А если он этого не хочет, ему придется удалиться в леса и горы. И там он все равно убедится, что жизнь — сплошной клистир». В царстве Глупости человек не может спрятаться от власти Зла, его заставят подчиниться.

Следующие несколько офортов посвящены приобщению к адским ремеслам. Для того чтобы стать полноправным «гражданином» мира Тьмы и приобщиться ко всем его таинствам, недостаточно заявить о своем желании — надо пройти обряд дьявольского крещения. Гойя пародирует каноническую композицию христианского изображения крещения (лист 70): река Иордан превратилась в смрадное болото, из которого торчат головы «окрещенных», голубь (Святой Дух) — в сову, на крыльях которой сидят два колдуна в митрах. Крещение производит козлоногий ведьмак, который крепко держит начинающую ведьму за ноги. Словесная формула обряда такова:

— Клянешься ли ты слушаться и почитать своих наставников, подметать чердаки, прясть паклю, бить в бубен, визжать, выть, летать, варить, подмазывать, сосать, поддувать, жарить — всякий раз, как тебе прикажут?
— Клянусь!
— В таком случае, милая, ты уже ведьма. В добрый час!

Близится час рассвета, когда вся дьявольская нечисть должна попрятаться в свои норы, происходит обратное превращение — монстры и нетопыри начинают приобретать свой «дневной» облик.

Листом 80 «Уже пора», на котором ведьмы и ведьмаки, переодетые в сутаны, снова готовы наставлять на «истинный» путь людские души, править дневным миром, завершается серия «Капричос».

Не случайно в художественной системе «Капричос» понятие Разума занимает центральное место. Лучшие умы эпохи Просвещения считали, что после уничтожения старых феодальных порядков жизнь общества будет строиться на разумных началах. Для установления справедливости достаточно будет воззвать к разуму людей. Однако история показала утопичность этой идеи. Это понимал Гойя, бывший современником и свидетелем якобинской диктатуры и наполеоновской империи во Франции. Поэтому «Капричос» обрываются на тревожной ноте. День наступил, но силы Зла не побеждены, они ненадолго затаились и готовы снова двинуться в бой, чтобы подчинить человечество. Нужно немедленно действовать, пользуясь тем, что в дневное время они не так сильны, как ночью!

Продолжение следует.

Автор: А. Матвеев.