Если смысл человеческой любви — в обретении своей истинной «половины», утерянной в те незапамятные времена, когда человек утратил первозданный Рай, если эта «половина» все-таки будет вновь найдена, то каким образом должно свершиться желанное воссоединение? Недаром говорил Владимир Соловьев о непроницаемости нашего телесного бытия: не отработан матушкой-природой «механизм» такого воссоединения. Дело не только в том, что в нашем мире двое не могут занять одно и то же место в пространстве (хотя именно к этому они стремятся даже в самом мимолетном объятии). Непроницаемо и время: каждый момент бытия как бы вытесняет, отрицает момент предыдущий. «В одну реку не войдешь дважды…»

Философы, конечно, правы. Но пределы их правды не простираются дальше законов объективного, «физического» бытия. А разве так в бытии субъективном — том самом, где свершается таинство любви? Наше внутреннее время, время нашей памяти, не разделено на «квантовые» мгновения — они плавно перетекают друг в друга, и каждый миг бытийности хранит в себе все прошлое. Наша память (в сущности, вещь ненадежная) хранит в себе отголоски Вечности. По сути, каждый миг субъективного бытия содержит прошлое, настоящее и даже будущее, причем в неразрывной, неизреченной, волшебной целостности. Разве можем мы помыслить себе настоящее без будущего и прошлого?

Значит, главное во «времени любви» — это единство его моментов, а не их разделенность. Что же касается объективного времени, то оно фиксируется только внешними, пространственными изменениями. Понятие времени — великая загадка, уводящая в глубь Вечной Женственности. Это ее тайные отражения создают, по словам поэта, ряд «волшебных изменений милого лица». Без этих временных сполохов Вечного любовь невозможна. Статичное пугает и отталкивает.

Но если века не властны над любовью, то разве можно считать помехой ее порывам пространственную разделенность, «разводящую» влюбленных по разным мирам? Возможно, некоторая разделенность даже питает страсть: ведь тождественное самому себе лишено любовного экстаза. Пространственное разъединение и обособление — высшая точка, музыкальная кульминация контрапунктического разрешения различий. Во всех существах, особенно в людях, разъединенность эта ощущается необычайно остро, ибо она не только чуствуется, но и осмысливается. Кстати, именно эта осмысленность и рождает понятие греха, когда любовь становится двуслойной: животно-страстной и интеллектуально-игровой. Животно-страстная основа должна стать «подкладкой» для импульсивности интеллектуально-игровой, а обеим им предназначено лечь в основание любви более высокой, душевно-созерцательной… Так что вряд ли нужно побеждать «непроницаемость» тела, да и невозможно это…

Впрочем, философия любви, философия Эроса — в его возвышенно-античном смысле — предложила один из путей победы над разделенностью пространств и веков. Я имею в виду Владимира Соловьева, который сказал, что «истинная жизнь есть то, чтобы жить в другом, как в себе, или находить в другом положительное и безусловное восполнение своего существа».

Конечно, разве правомерно абсолютизировать человеческую «непроницаемость»? Это просто невозможно в человеческой жизни — такое состояние приведет к нравственному удушью. Даже у закоренелых эгоистов есть свои привязанности и своеобразная любовь к чему-то или кому-то. Пусть в уродливой форме, но привязанность. С другой стороны, абсолютная проницаемость, или всеединство, сделает бытие — на нашем, земном уровне — попросту деструктивным. В лучшем случае будет один сверхсубъект в себе, за пределами человеческой сущности…

А вот «восполнение своего существа» в другом действительно необходимо. Пол преодолевается в любви. Пусть не абсолютно и не всегда, но преодолевается, или на худой конец угадываются пути к такому преодолению.

Идеал «старосветских помещиков»? Что ж, ничего зазорного и унизительного в этом нет. И главное, этот идеал вполне осуществим уже сейчас — то есть для этого не нужно, как предлагал Владимир Соловьев, преобразовывать весь наш дольний мир. Да, гармонично организованная среда может способствовать цельности и благородству, даже утонченности любовного влечения, но никогда не даст возможность обрести полноту собственной жизни в другом человеке. Перемирие в бурливом море страстей еще осуществимо, но никак не «полнота» любящих друг в друге. Подлинный мир возможен только в иерархийно отстроенном обществе — всегда и во всем, во все времена. Лишь пребывание в разных плоскостях бытия не тревожит и не задевает двух влюбленных, ибо они не соприкасаются на одной плоскости, но как бы «встроены» в некую духовную пирамиду, символ вечности, где находится место всякому — от букашки до Божества. И все они «восполняют» друг друга, и в вечной пирамиде бытия благодаря этому доброму и чуткому восполнению стираются внешние грани миров и веков…

Автор: А. Ширялин.