Еще древние заметили, что в случаях тяжелых расстройств настроения музыка не должна противополагаться психическому темпу и эмоциональному тону. Опечаленного или усталого здорового человека веселая мажорная музыка, скорее всего, взбодрит, но депрессивного больного она расстроит еще больше.

Пусть будет песнь твоя дика.
Как мой венец,
Мне тягостны веселые звуки.
Я говорю тебе: я слез хочу, певец.
Иль разорвется грудь от муки…

Тоскливый больной испытывает облегчение, слушая скорбную музыку; маниакальный, сверхдеятельный успокаивается при звуках быстрых, бравурных мелодий. В сущности здесь нет ничего удивительного, точно так же действует обыкновенное сочувствие: оно всегда усиливает слабые эмоции и ослабляет сильные. Важно, однако, еще и последействие, а оно бывает разным по длительности и по характеру.

Установить музыкальный режим личности — задача сложная, требующая медико-психологических и музыкальных знаний, и главное, внимательнейшего индивидуального подхода. Автор этих строк, например, заметил, что музыка и гипноз действуют вместе иначе, чем по отдельности, при этом эффект никогда не оказывается простым сложением сил, а зависит от типа личности. Гипноз может ярко выявить те психофизиологические события, которые при обычном восприятии музыки остаются ниже уровня сознания: цветные ассоциации, пластические зрительные представления, сюжетные переживания, похожие на сновидения.

Здесь, кажется, уместно будет сказать несколько слов об одном методе, быть может, самом древнем и первозданном среди всех видов музыкотерапия и психотерапии вообще.

Речь идет о прямом музыкальном общении. Давидовы времена миновали; известно, однако, что прекрасный психотерапевт С. И. Консторум (умер в 1950 году) играл своим больным на рояле в тех сугубо индивидуальных случаях, когда личность и состояние к этому предрасполагали. Слияние медицины с искусством здесь достигало своей полной, законченной степени. Понятно, что метод этот требует соответственных музыкальных данных. Суть его — музыкальная импровизация, подчиненная лечебной задаче и связанная с особым процессом «вчувствования». Процесс этот описать трудно; говоря грубо-упрощенно, он состоит в максимальном сближении собственной психики (миросамовосприятия) с психикой слушателя (пациента), но при сохранении самоотчета и контроля над ситуацией; вероятно, это что-то близкое актерскому «вживанию в образ», но далеко не тождественное.

Зародышем всего служит обыкновенная эмпатия — то нормальное человеческое свойство, благодаря которому внутреннее состояние другого человека невольно становится и состоянием общающегося с ним. Эмпатия — явление, уже в какой-то мере музыкальное: мы слышим «внутреннюю музыку» другого человека, она становится нашей; но обычно это, конечно, не достигает степени осознанного музыкального образа. У психотерапевта в мозгу работает некий усилитель эмпатии; когда он действует, нужный ключ общения находится легко, почти самопроизвольно. И вот (если это тот случай!) — музыкотерапия непринужденно вплетается во внешне обыкновенный разговор; слова могут сопровождать музыку, чередоваться с ней или отсутствовать, музыка может быть и монотонным фоном, и плавным, неторопливым движением, и резко атаковать, и неожиданно преображаться; может подключаться гипноз, элементы аутотренинга — словом, архитектоника сеансов самая разнообразная. «Вчувствование» не прекращается ни на секунду, напротив, усиливается, превращаясь в особое, напряженное динамическое взаимодействие.

Испытанный путь — от тождества к контрасту: импровизация начинается с установления музыкального образа психического настоящего — звукового портрета того состояния, в котором находится слушатель, — и идет более или менее круто, более или менее прямо — к выходу, к музыкальной антитезе. В случаях, когда необходимо потрясение, лучше сразу контраст; еще чаще приходится уходить в отвлеченные сферы в забытье, в полутона подсознания.

Музыка, в прямом ее назначении — средство психотерапии здоровых людей. Помощь больному — экзамен искусства и, вместе с тем, утверждение относительности нормы и патологии:

…уверяют.
Что музыкой когда-то сумасшедший
Был возвращен опять к рассудку. Я же
Здоровый от нее теряю разум,
Но все ж того готов благословить.
Кто вздумал бы меня утешить ею.

Автор: Владимир Леви.