Знаете ли вы, что такое воображение? Как ни странно, писатель, художник или инженер ответят на этот вопрос увереннее, чем профессиональный психолог. «С воображением давно уже в психологии происходит скверный анекдот», — читаем мы в книге известного психолога Л. С. Выготского. (К слову без воображения вряд ли можно было бы создать хорошую передачу, из тех, что представлены на сайте http://youtor.org/tvshows/)

Обмакните перо и стряхните чернила на белый лист. Сложите лист вдвое так, чтобы линия сгиба прошла через середину кляксы. Прижмите ладонью и разверните лист. Перед вами симметричное пятно. Что оно вам напоминает?

Этот вопрос можно задать всем знакомым и записать ответы каждого. Не измеряется ли живость воображения числом ответов? Иван Иванович едва «вымучил» три ответа («Вроде, бабочка… Или птица… Или цветок»), а вот Петр Петрович предложил десяток и, кажется, готов перейти ко второму десятку. Стало быть, его воображение живее?

Но как тогда оценить воображение Сергея Сергеевича? У того было всего два ответа, зато один из них гласил: «Это напоминает ракету с вырывающимися из дюз языками пламени». Необычный образ — определенно свидетельствует о ярком воображении. Кроме того, остается непонятным, действительно ли Петр Петрович увидел «мысленным взором» все то, что он так бойко назвал, глядя на кляксу? Или быстро сообразил, каков круг предметов, имеющих сходные с ней очертания и, нисколько не напрягая воображения, пустился перечислять их один за другим? Может быть, он просто образованнее других или обладает большим жизненным опытом?

Обратимся еще раз и к Ивану Ивановичу. Читая книгу, он чрезвычайно увлечен: поглощен развертывающимися картинами, волнуется за судьбы героев. А ведь перед ним не что иное, как бумага, усеянная типографским шрифтом. Значит, книга возбудила его воображение. А мы-то поторопились объявить его человеком без воображения!

Что же такое воображение? Способность быстро находить, когда нужно, аналогии и параллели? Умение смотреть на вещи по-новому, видеть в них нечто такое, чего не видят другие? Или способность уходить от реальности в мир грез?

И то, и другое, и третье, и наверняка — еще что-нибудь. Но как все это соотносится друг с другом, пока никому не известно. Можно ли, например, поручиться, что если вы склонны к грезам, значит, вы непременно увидите новое там, где не увидит другой? Этого еще никто не доказал. Мы не знаем даже, что именно называть воображением. Поэтому излишне и говорить о том, что время для какой-либо теории воображения пока не наступило.

А между тем такую теорию уже требует кибернетика. Один видный специалист по конструированию так называемых мыслящих машин недавно сказал: «Пока машина не в состоянии сформировать себе образ крылатого коня или женщины-рыбы — русалки, — она не мыслит и мыслить не будет».

Остановимся пока лишь на одном проявлении воображения: на способности человека представлять себе образы чего-то такого, чего в данную минуту нет перед глазами, причем объединять эти образы, не слишком считаясь с реальностью.

Само понятие «образ» получило, наконец, права гражданства в науке. Вот подопытная кошка открывает глаза на ритмичные щелчки, звучащие поблизости. Через какой-то срок реакция на раздражитель исчезает, кошка впадает в дремоту. Мы прекратили щелчки — и она вновь настораживается. В ответ на что? На отсутствие раздражителя? Выходит, в мозгу кошки сформировался образ окружающей обстановки, и в этот образ были включены, щелчки. Новая ситуация — уже без щелчков — не соответствует образу, и поэтому включается рефлекс «что такое» — ориентировочная реакция. Итак, даже животные не просто «реагируют на стимулы внешней среды», подобно автоматам. Живые существа располагают прошлым опытом, а благодаря этому — и образом самих себя, и того, что вокруг, и того, что может произойти, и того, что предстоит с этим делать, и того, к чему это приведет. Из мозгового арсенала образов и черпается материал для человеческого воображения. Помимо личного опыта, мы обладаем громадным общественным опытом: знаем жизнь других людей — современников и предков, читали книги, смотрели фильмы, слышали устные рассказы.

Но когда из памяти извлекается образ, это еще не работа воображения, Это — воспоминание. Пусть даже — яркое воспоминание. Вопрос в том, для чего потревожен тот или иной образ в памяти и как в это время человек относится к реальности. И еще вопрос в том, как относится к реальности сам вызванный к жизни образ.

Молодой офицер Ромашов из повести Куприна «Поединок», маршируя на плацу, воображает себя подтянутым, мужественным, неотразимым красавцем — и вздрагивает от злобного окрика. Оказывается, он двинулся куда-то вкось, смешал строй, привел в ярость начальство. Почему это происходит?

У человека тысячи потребностей. В человеческом «образе самого себя» они, видимо, представлены как желания, настроения, смутные и явные побуждения. Потребности надо понимать широко: это и естественные, как голод или жажда, и высшие потребности, —например, потребность в уважении со стороны других, в престиже или в преодолении трудностей, в победе над задачей, не поддающейся решению. Потребности, с одной стороны, возможности среды — с другой. Из этого сопоставления мозг непрерывно выводит ту или иную «установку».

Установка — это значит: я расположен делать одно, а не другое, воспринимать то, а не это, противиться чему-то больше, чем другому. «Расположение» это далеко не всегда осознано как решение, намерение. Сплошь и рядом мы лишь задним числом начинаем понимать мотивы иных своих поступков — и то, если склонны к нелицеприятному самоанализу. А это очень редкая черта.

Возникшая установка требует «реализации»: она должна разрешиться какими-то действиями в реальной среде. Не будет этого — возникнут растерянность, тоска, озлобление, от которых потом не легко избавиться. Но если среда «не позволяет» реализовать установку? Тогда она реализуется в воображении.

Вот трагедия Ромашова. Он, как говорилось в старину, натура истинно поэтическая: нежен и раним душой, полон готовности разделить с каждым его беду и радость, добр, глядит на мир удивленными глазами ребенка. Естественно, ему хотелось бы, чтобы эти особенности его душевного склада, по крайней мере, не презирались. Но тупая среда царской армии живет иными «ценностями». Нежность постыдна, доброта смешна, наивность граничит с умственной неполноценностью, в почете лишь грубая сила, изворотливость да служебное рвение. Желание остаться самим собой (а это — великая человеческая потребность) приносит Ромашову только боль. Боль и дает толчок воображению, грезам. В грезах возмещается то, чего недостает в самой жизни.

Итак, для чего в памяти Ромашова всплывают образы прочитанного, увиденного? Для чего перед его «умственным взором» возник облик блестящего офицера, вызывающего всеобщее восхищение? Психология установки может ответить на этот вопрос. Для того, чтобы реализовалась страстная потребность юноши в признании, уважении. Как относится к реальности человек в эту минуту? Он фактически выключается из нее, она как бы перестает существовать или окутывается туманом. А как соотносятся образы грез и реальная картина? Это видно из реакции начальства… То, что рисуется в воображении, увы, не в ладу с реальностью. Только после всего сказанного и можно заключить: человек грезит.

Не так ли зарождались и мифы, пережившие века? Какую-то потребность людей удовлетворяла, видимо, и древняя фантазия о крылатом коне. Тот, кто впервые создал этот образ, должно быть, увидел его так ярко, что забыл обо всем окружающем.

Один из богатых покровителей Ван-Гога отказал бедствующему художнику в мизерной сумме — и сделал это сознательно, «ради искусства». Жестокость этого человека трудно оправдать, но ход его мысли понятен. Пусть художник страдает, пусть бьется, запутавшись в больших и малых проблемах своей жизни: установки, не находящие разрешения в самой действительности, начнут искать реализации в воображении, и глядишь — оно натолкнет художника на новые шедевры. Иные художники или поэты, чувствуя приближение творческого бесплодия, оставляют обжитые квартиры, пускаются в утомительные странствия, подвергают себя лишениям и опасностям. И все это — в надежде, что снова «божественный глагол до слуха чуткого коснется»!

Но можно привести примеры попроще. Вы не решаетесь объясниться в любви (задержка реализации установки!) — разве пылкие объяснения не проносятся в голове красочными картинами? Обстоятельства не позволяют расправиться с обидчиком — разве сцена расправы не рисуется в воображении?

В позапрошлом веке знаменитый французский невролог Т. А. Рибо пришел к убеждению, что «всякое чувство воплощается в какой-либо идее». Эмоции имеют не одно «телесное» выражение (смех или плач, вялость или живость движений, секреция адреналина в кровь, учащение пульса и т. д.), но и выражение «духовное»: в виде фантазий. Следует подчеркнуть: фантазий, а не просто рассуждений, логических выкладок. Эта закономерность эмоциональной жизни получила в психологии название «двойного выражения эмоций».

Нерешенная проблема (нереализованная установка) порождает чувство. Чувство порождает фантазию (или, иначе говоря, имеет второе выражение в виде фантазии). И человек, разыграв для себя сцену в собственном «мозговом театре», хоть ненадолго успокаивается. Ослабляется разрушительное действие тягостных чувств.

Если так, то воображение благодатно. Почему оно у одних людей «богатое», а у других «бедное»? Нет сомнения в том, что какую-то роль играют здесь наследственные факторы: высокая подвижность нервных процессов, живой, «воспламеняющийся» темперамент. Но важно и то, в каких условиях воспитывался человек, щедро ли ему было отмерено судьбой беззаботное, радостное детство. Ведь «навыки» воображения создаются детскими играми, сказками, рассказами взрослых, которые ребенок слушает с открытым ртом. А дальше воображение растущего человека развивает (или притупляет) та или иная профессия, среда, культура. Способность грезить необходима писателю, но может оказаться вредной для инженера.

Надо ли развивать воображение? Это нелегкий вопрос. Когда весь внутренний багаж человека состоит в богатстве фантазии, а логический строй мышления, воля к действию, широта интересов — все это «недоразвито», тогда перед нами пустой фантазер, нередко — лжец (есть такая «бескорыстная» ложь: из потребности пофантазировать). Иные из таких фантазеров становятся пациентами психиатра или начинают чрезвычайно интересовать следователей…

Но все-таки при правильном соотношении с другими чертами характера (волей, любознательностью, упорством в достижении цели) склонность к фантазированию, воображение становится драгоценным даром. И человек должен беречь в себе этот дар, чтобы не утратить его с годами. Ведь ценность грез не сводится только к облегчению души (хотя и это очень важно!). Фантазия может «увести» человека от мира вещей, но зато проложить ему неизведанные пути в мир идей. Кто сегодня не знает о том, что для решения современных проблем науки «здравого смысла» уже недостаточно. Порой он напоминает те тонкие, но многочисленные путы, которыми лилипуты связали Гулливера.

Способность грезить, — может быть, самая человеческая из способностей человека. Иные грезы будят мысль целой цепи поколений и определяют развитие общества. Разве не воплотилась в жизнь мечта о ковре-самолете?

Автор: Д. Плавинский.