«Не отдадим Гиганта! Не отдадим нашего Гиганта!» — скандировала толпа, собравшаяся в один из летних дней 1870 года на площади Синьории, главной площади Флоренции. Эти же слова раздавались в тесных лавках, на узком мосту «Понте Веккио», в цирюльнях, на узких извилистых средневековых улицах. Эти слова можно было прочесть на транспарантах, вывешенных в окнах; их писали мелом на стенах домов. Флоренция бурлила. Казалось, в мирных почтальонов, каретников, портных, составлявших во второй половине XIX века большинство населения города, вселился дух их далеких предков. Казалось, ожили давно забытые времена, когда суконщики, ткачи, красильщики с оружием в руках сбегались на эту площадь, чтобы принять участие в решении судеб Флорентийской республики.

Теперь, спустя много веков, город был взбудоражен слухом, что Давид — любимая мраморная статуя флорентийцев, которую жители называли Гигантом, будет перенесена со своего места на площади в музей, в специально для нее построенный зал. Этого флорентийцы не хотели допустить. Они препятствовали переносу статуи до тех пор, пока взамен мраморной статуи не получили точную копию из бронзы.

Эту копию поставили не на старом месте, у входа в бывшее здание правительства Флорентийской республики — Палаццо Веккио, а на новой, специально для него разбитой Площади Микеланджело. И против этого никто не возражал. Если бы в начале XVI века эта площадь уже существовала, вероятно, и сам Микеланджело Буонаротти поставил бы своего Давида именно на ней.

Новая площадь раскинулась перед небольшой церковью Сан-Миньято, творением безвестных флорентийских зодчих XIII века. Когда-то для Микеланджело эта церковь была едва ли не самым любимым памятником в его родном городе. Он даже шутливо называл Сан-Миньято «своей невестой». Здесь в монастыре он жил в памятный 1529 год, когда объединенные войска римского папы и испанского короля осадили Флоренцию. Отсюда он руководил инженерными работами, укреплял холм Сан-Миньято, в котором справедливо увидел ключ к обороне города.

В середине XV века по заказу шерстопрядильного цеха во Флоренцию из знаменитых Каррарских каменоломен была с огромными трудностями доставлена гигантская глыба мрамора. Она отличалась удивительной красотой, необыкновенно ровным, без единого пятнышка, белым цветом. Из этой глыбы собирались изваять статую пророка для Флорентийского собора. И в 1464 году кто-то из местных мастеров приступил было к работе. Как свидетельствует один из писателей XVI века, мрамор «был продырявлен». В гигантской глыбе просверлили отверстие — оно должно было отделять одну голень от другой, и обтесали верхнюю часть, соответствующую голове.

Но работа оказалась непосильной для ваятеля. Испорченная глыба мрамора несколько десятков лет пролежала на площади, и соборные власти безуспешно обращались к различным мастерам с просьбой использовать ее для задуманной цели. Никто не решался взяться за это. Ведь статую нужно было буквально «извлечь» из искалеченной глыбы. В 1500 году за работу хотел было приняться получивший к тому времени громкую славу Якопо Сансовино. Он тщательно вымерил камень и заявил, что сумеет изваять из него гигантскую статую, но что ему придется добавить несколько кусков мрамора, так как иначе невозможно будет вписать формы человеческого тела в обезображенный камень. Но флорентийцы хотели поставить в своем городе статую из монолита. Сансовино отказался: он не мог этого сделать.

Даже Леонардо да Винчи, находившийся в это время в зените славы, взглянув на камень, отказался от предложения. Власти стали уже подумывать о том, чтобы распилить глыбу на куски и пустить с торгов. Но пилить мрамор не пришлось. За труд, который считали невыполнимым прославленные мастера, взялся двадцатишестилетний Микеланджело.

Заказчики хотели, чтобы скульптор изваял фигуру какого-нибудь христианского святого; она должна была стоять на паперти собора и служить одним из украшений здания. Но Микеланджело смотрел на дело иначе. Огромный кусок прекрасного мрамора открывал перед ним возможность изваять статую, в которой воплотились бы идеалы и чаяния эпохи.

…На рубеже XV и XVI столетий, когда перемещаются старые излюбленные морские торговые пути, падает экономическое могущество итальянских городов-государств. Италия ведет ожесточенную борьбу против иноземных вторжений. В центре страны, в Риме, плетет интриги папа Александр VI и с помощью своего сына полководца Цезаря Борджиа стремится утопить в крови свободные города Италии, превратить их в вотчину своей семьи. В эти темные времена Флоренция, родина и колыбель итальянского Возрождения, сохраняла верность своим республиканским и гуманистическим идеалам. Микеланджело понимал, что этим идеалам отвечает не статуя святого, а свободный человек, доблестный гражданин, борец. Скульптор хотел создать такую статую, в которой нашел бы свое воплощение мятежный дух эпохи Возрождения.

Но деньги за статую платили приоры цеха шерстобитов, а они заказывали статую святого. После долгих раздумий Микеланджело решил воспользоваться одним из библейских рассказов — о Давиде. Давид — не святой, но он был все же как никак библейским персонажем — заказчики могли чувствовать себя удовлетворенными. И в то же время именно Давид давал возможность скульптору выразить то, что ему хотелось.

В Библии рассказывается о том, что некогда древних иудеев покорили их извечные враги — жестокие филистимляне, войско которых вел злой великан Голиаф. Самые доблестные воины бледнели при одном лишь упоминании его имени. Но грозный великан был побежден юношей, почти мальчиком. Голиафа победил Давид, не побоявшийся вступить с ним в неравный бой во имя свободы своего народа.

И теперь, в 1501 году, когда независимости Флорентийской республики грозила опасность, и многие считали, что дни республики сочтены, Давид в изображении Микеланджело должен был стать символом гражданского мужества, самоотверженности, свободолюбия. Он решил изобразить Давида не во время боя, а перед боем, показать его волю к победе, его готовность к решительной схватке. Давид Микеланджело — гордый исполин, воплощение смелой вольнолюбивой Флоренции.

Противники микеланджеловского Давида — это не столько библейский Голиаф, сколько римский папа и испанский император, которые через 25 лет нападут на Флоренцию и против которых Микеланджело будет воевать с оружием в руках на бастионе близ монастыря Сан-Миньято. Это и австрийцы, захватившие Италию в XVII веке, это французы, которые во главе с Наполеоном завоюют итальянские города. Наконец, Голиаф — это фашистские полчища, которые заполнят Италию, когда Давиду будет без малого полтысячи лет.

Микеланджело в шутку говорил, что в каждом камне заключена статуя, нужно только уметь убрать все лишнее и извлечь ее на свет. Скульптор работал с такой неистовой страстностью, его резец с такой силой и уверенностью врезался в камень, что, когда два месяца спустя попечители собора решили посмотреть, как продвигается работа над статуей, она была уже наполовину готова.

Микеланджело изобразил Давида прекрасным юношей, подобно античным статуям, совершенно обнаженным. Давид стоит, твердо опираясь на правую ногу, слегка отставив левую. Расслабив тренированные мускулы, он готов напрячь их, взмахнуть пращой, зажатой в левой руке. Могучая голова с шапкой вьющихся волос повернута влево, в сторону врага. Брови сдвинуты, около носа и углов рта залегли складки, широко раскрытые глаза бестрепетно высматривают противника. Непреклонная воля выражена в этом юношески прекрасном и в то же время не по-юношески гордом, властном и даже грозном лице.

Впечатление глубокого волнения и сложной, как бы меняющейся гаммы чувств, выраженных в лице Давида, по контрасту усиливается его спокойной и свободной позой. Все спокойно в этой фигуре, ни один мускул ее не напряжен, но зрителя не оставляет ощущение, что это штиль перед бурей. Предварительная работа скульптора свелась к созданию двух небольших (в несколько сантиметров), к тому же весьма приблизительных эскизов из воска. Микеланджело вписал своего Давида в каменный блок с такой точностью, что лишь на голове да на спине осталось несколько еле заметных следов от резца первого неудачливого скульптора.

25 января 1504 года старейшины шерстопрядильного цеха созвали собрание всех выдающихся флорентийских художников, чтобы обсудить вопрос: где лучше поставить статую? Решить это оказалось непросто. Всем было ясно, что Давид слишком прекрасен и слишком значителен, чтобы стоять в церкви среди десятков изображений святых. Но где же найти ему место? Одни предлагали в узком и неуютном дворе дворца Синьории (городского самоуправления), но там бы статую мало кто видел. Другие, в частности Леонардо да Винчи, предлагали поставить статую под сводами обширного портика близ дворца. Но на этом месте статуя мешала бы проведению городских торжеств, для которых служил портик.

Золотых дел мастер Сальвестро предложил спросить того, кто создал статую. Оказалось, этот вопрос Микеланджело продумал. Своего героя он хотел видеть стоящим не в нише и не под сводами портика, а под синим шатром флорентийского неба, на шумной площади Синьории, среди пылких, громкоголосых, жестикулирующих флорентийских горожан. Но он предлагал поставить Давида не посреди площади, а около входа во дворец, на фоне стены из огромных грубоотесанных камней.

Дворец Синьории был похож на крепость. Построенный на рубеже XIII—XIV веков, он отличался суровой мужественностью. Его могучие зубчатые стены возвышались над остальными постройками города и служили своего рода памятником победе флорентийских горожан над феодальной знатью. Теперь нужно было решать, как перевезти огромную статую.

Работу по перевозке статуи возглавил Леонардо да Винчи. Он сконструировал деревянную башню, стоящую на четырнадцати катках. Внутри этой башни на толстом канате была подвешена статуя, так чтобы, свободно качаясь, она не прикасалась к бревнам стен. Канат был тщательно укреплен, и сорок человек с помощью воротов и рычагов стали тянуть сооружение. Перевозка длилась три дня. 16 мая 1504 года скульптура была установлена на месте, которое выбрал ее создатель.

День установки Давида стал национальным праздником флорентийцев. Это было событие настолько важное, что многие вели от него счет времени, и в пожелтевших письмах и воспоминаниях XVI века можно прочесть: «Это случилось через столько-то лет после установки Гиганта».

В 1876 году пострадавший от времени и непогоды Давид был перенесен в специально построенный для него зал музея. Без флорентийского солнца, без фона могучих каменных стен статуя не производила былого впечатления. Пострадала и площадь, лишившаяся статуи. Это побудило флорентийцев сделать вторую копию Давида, на этот раз не из бронзы, а из белого мрамора. В 20-х годах прошлого века копия была поставлена на старом месте, у входа в бывший дворец правительства Флорентийской республики.

Автор: А. Варшавский, Б. Бродский.