Ни один город из тех, что я успел повидать, не производил на меня столь сильного впечатления. Просто любовь с первого взгляда. Сейчас, когда пишу, я повторяю про себя слово «Барселона» и кажется, что это не название, а имя, что не город из камня, железа, стекла, в котором живет больше миллиона человек, я имею в виду, а прекрасную женщину. Вот этой женщине по имени Барселона, как Дон-Кихот своей Дульсинее, и служил всю жизнь скульптор, художник, зодчий Антонио Гауди.

А других женщин у него не было. Он жил отшельником в шумном портовом городе и ничего не знал, кроме работы. Он никуда из своей Барселоны не уезжал, даже в Париж, тогдашнюю художественную Мекку, на выставку не поехал, потому что ему не нужен был Париж, как и ни один другой город в мире. Его считали ненормальным. Ему однажды заказали разработать новый, непохожий на существующие тип кувшина, а он, подумав, предложил: Давайте сделаем его решетчатым. Он мечтал выложить на склоне Монсеррата герб Каталонии из многоцветной керамики, способный соизмеряться с горными вершинами гряды. Мечтал подвесить в ущелье между скалами гигантский колокол. Когда он работал в усадьбе Гуэль, то принципиально изменял проект лестницы, чтобы сохранить большую сосну. «Лестницу я могу сделать вам за три недели, но вся моя жизнь ушла бы на то, чтобы вырастить такую сосну».

— Нет, он не строил, — думал я, стоя перед собором Святого Семейства, в крипте которого Гауди похоронен. — Нет, ему не знакомы были муки творчества. Он с наслаждением играл, как ребенок, в песке на берегу моря. Как Бог. «Амфион, древнейший из поэтов. — вспомнилось мне греческое. — извлекал из лиры столь сладкие звуки, что вечный мрамор, в котором заключена высшая чистота земли, сам стал складываться в колоннады, стены и ступени..

— Лирой Гауди были его мечты, фантазии, его любовь к Барселоне — и произведения сами рождались. Так кажется. Ну возможно ли сконструировать такое? Или дом Мила, что на одной из центральных улиц, который и на дом-то непохож: криволинейный лабиринт, пронизанный световыми двориками фантастических очертаний, фасады волнистые, словно песчаное морское дно, и с блестками осколков ракушек, рыбьей чешуи, а сверху вместо крыши лежит то ли огромная, не уснувшая еще рыба, то ли какое-то сказочное морское чудище.

Дом Мила.

Или многоэтажный дом в виде скалы, колоссального камня, покрытого густыми кудрявыми водорослями и цветами. А епископский дворец, словно выросший из земли и расцветший под солнцем. а коттедж Эль Каприччио, а балюстрады беседок, решетки, ограды, скульптуры на фасадах домов, скамьи, витражи!.. Во всем этом я видел мечту об идеале, об абсолютной гармонии человека с окружающим миром, с природой, о городе, лишенном координат в пространстве и времени, воплощающем то, чего нет нигде, — такова Атлантида Платона, таковы — идеальные города» Томаса Мора, Филарете, Мартини, Вазари, Скамошш…

Коттедж Эль Каприччио.

Но Гауди не утопист. Был в молодости анархистом, это да, а утопистом не был. В его домах люди живут с удобствами, с солнцем большую часть дня, и не хотят переезжать в новые. Гауди всего лишь попытался — по его словам — продолжить труд великих мастеров средневековья с той точки, на которой они остановились. Барселона создавалась веками. Со времен Древнего Рима осталась планировочная структура центра. Сохранилось множество памятников раннего средневековья и эпохи Ренессанса. А нынешнее лицо города создал в основном стиль модерн. Но такое впечатление, во всяком случае у меня, не архитектора и не искусствоведа, а обыкновенного туриста с картой в руках, что Барселону создавал, создает и, главное, будет создавать один человек, притом не останавливаясь ни на мгновенье и не подражая никому. И этот человек — гениальный Антонио Гауди, для которого Барселона стала Мадонной, соединившей в себе и мать, и жену, и дочь. Я понял: здесь секрет этой магии воздействия, вот поэтому город и производит потрясающее впечатление. Непрерывность архитектурной культуры и культуры вообще.

Советские теоретики архитектуры Антонио Гауди не жаловали.

Его «текучие и растущие» творения называли вычурными, формалистическими, мистическими, иррациональными, добавляя при этом, что «творчество Гауди усиленно пропагандируется на Западе и оказывает влияние на практику строительства». Вот и все, что было известно. Гауди и до сих пор у нас мало кто знает, хотя уже несколько поколений архитекторов черпают из этого родника, кто косвенно, кто, может быть, и непосредственно, — в Барселоне я «узнал» многие строения.

Этот собор, называемый и храмом Отпущения грехов главное произведение Гауди, его «магическая опера».

Началось строительство в 1882 году на народные пожертвования и неоднократно прекращалось из-за отсутствия денег. Сам Гауди отдавал на его строительство все, что имел, а зарабатывал он немало, особенно после того, как его дом Кальвет был признан лучшим зданием 1900 года и со всего мира посыпались заказы. Но Гауди работал лишь в Барселоне и брался за то, что могло послужить его храму средствами или в качестве эскиза, макета. Закончить храм при жизни он не надеялся. Он уже в начале строительства, еще совсем молодым человеком, говорил, что это дело трех поколений, но свою «апостольскую миссию» он постарается выполнить до конца.

Я рассматривал многоцветный фасад Рождества, сложенный из песчаника. Двери фасада посвящены основным добродетелям, Иосифу и Марии. Разделяющие их спиралевидные колонны опираются, подобно Земле в мифах, на панцири черепах. На перемычке вылеплены цветущие миндальные деревья, которые символизируют рождение Нового на сухом стволе Ветхого Завета. Наверху символ милосердия — пеликан. А надо всем этим многоярусным, заполненным скульптурами порталом — огромный, облицованный керамикой кипарис, на котором сидят голуби. И весь фасад Рождества сверху донизу покрыт скульптурными растениями и животными более чем ста видов.

Католическая мистика у Гауди соединена, перемешана с каким-то безумно веселым красочным праздником жизни, с карнавалом, то уносящим в прошлое, к доблестным рыцарям и прекрасным дамам, то воспаряющим, возносящим тебя под облака и за облака, к детским грезам, с которыми самые счастливые — как Гауди — не расстаются до конца и даже после.

Сорок три года он возводил свой храм. Проекты детально не разрабатывал, чтобы не стеснять фантазию, чертежи закончить не успел, но ясно выразил главную мысль, мечту, чтобы архитекторы новых поколений продолжали. И собор Святого Семейства строится.
«Мы пытаемся представить себе образ мыслей великого Гауди… — говорил Оскар Нимейер, создатель города XXI века — Бразилиа, — в надежде вернуть архитектуре причудливость, новизну, изысканность».

Скончался Антонио Гауди 7 июня 1926 года в возрасте семидесяти четырех лет. Погруженный в свои мысли, он шел на работу, к храму, и попал под первый в Барселоне, торжественно пущенный трамвай. Долго не могли установить личность погибшего. Думали, что какой-то нищий…