Начать, видимо, нужно с того, что когда-то окон не было. Архитектура родилась из потребности отгораживаться, отделять. Стены и крыша — первооснова архитектуры — разделили пространство на две резко не равные и противоположные по свойствам части. Мир внутренний — ограниченный и замкнутый, примененный к нашим масштабам и потребностям, удобный, защищенный от врагов и от стихий. Мир внешний — несоизмеримый с человеком, бесконечный и бесформенный, открытый опасностям.

Однако и внутри дома человеку нужен свет и воздух. Их впускали первоначально главным образом сверху, через отверстия в кровле, через окна во внутренние дворики. Но уже издавна появились для той же цели и отверстия в стенах — окна. Они широко применялись уже в инсулах — многоэтажных домах древнеримской бедноты.

Простота и цельность стены была нарушена, ее конструкция ослабилась и усложнилась: разделение внутреннего и внешнего пространства оказалось неполным — между ними восстановилась некоторая связь. Ослабляя стену, окно должно, конечно, сохранить ее прочность. Впуская в здание свет и воздух, необходимо по возможности беречь внутреннее тепло, преграждать путь ветру и дождю. Допуская взгляд изнутри наружу, окно должно стать преградой назойливому любопытству извне, соединяя пространства, должно оставаться непроходимым для врагов дома. Различные решения этих непростых задач в разных условиях и обстоятельствах и определяли собой все многообразие конструкции и архитектуры окон в разных странах на протяжении столетий в смене архитектурных стилей.

Заметим, что решения эти никогда не были только техническими. В устройстве и оформлении окна архитектор, сознательно или невольно, запечатлевал свои представления о жизни — о подобающей ей степени открытости или замкнутости, об определенных свойствах национального характера, об отношениях человека к пространству, времени внешнему и внутреннему.

Эти проблемы самым практическим образом разрешались человеком, который определял размеры и количество отверстий в стенах своего жилища, их конструкцию и архитектурное оформление.

И поэтому простые ряды окон на фасаде дома могут быть не только лишь художественно выразительными, но и могут многое рассказать о мире живущих (или живших прежде) за ними людей.

Были времена, когда окну еле-еле разрешалось нарушать монолитность стены. Узкой щелью прорезало оно толщу камня или дерева. В каменной кладке такое окно-щель вытягивалось вертикально и перекрывалось сверху каменным блоком или сводилось арочкой. Большей частью оно еще не имело наличника, зрительно увеличивающего размер проема и придающего окну характер самостоятельной архитектурной формы. Но в толстых каменных стенах глубокие оконные ниши нередко расширялись внутрь и наружу — это позволяло пропустить больше света через самое маленькое отверстие. И в откосе окна был отчетливо виден глухой массив стены — это делало фасад еще более неприступным и мощным на вид. Дом должен был казаться крепостью, да и на самом деле был ею. Это почти одинаково относилось и к жилой башне — донжону средневекового рыцарского замка, и к городскому жилищу, и даже к церкви.

Стоило окну средневекового здания немного расшириться, перестать быть тесной щелью, и ему уже нужна была специальная защита. Поперек проема поднималась кованая решетка. Сперва это была простая железная полоса, иногда «заершенная», то есть надсеченная по краям вкось, с оттянутыми и отогнутыми в стороны концами надрезов. Потом, по мере развития кузнечного искусства и по мере изменения архитектурного значения окон, отсюда пойдут все более нарядные и сложные железные узоры, кованые кружева, надежно защищающие проем, но на вид легкие и воздушные, расцветающие в пересечениях изогнутых стержней фантастической листвой и цветами. Тюремная жесткость простой решетки режет глаз, мешает радоваться свету, льющемуся сквозь нее. Поэтому решетка притворяется нарядной безделушкой, лишь для украшения вставленной в проем.

Встречались также в средневековой — византийской и романской — архитектуре каменные решетки, ажурные, но и массивные заполнения оконных проемов, почти возвращавшие окно к первоначальному массиву стены. Но не от них ли произошли затем почти невесомые на вид каменные кружева, заплетающие громадные окна готических соборов?

Готика изменила конструкцию стены и перекрытий. Вся тяжесть и распор сводов были перенесены на их углы, легли на массивные столбы и вынесенные наружу контрфорсы. Освобожденная от нагрузки стена раскрылась окнами, пронизавшими светом громадное пространство церкви. Но эти гигантские окна от столба до столба потребовали надежного остекления. Между тонкими каменными колоннами, разделяющими их на части, появились фигурные свинцовые переплеты с разнообразными по форме и цвету пластинками стекла.

Решетка охраняла дом только от врага или вора. От холода и ветра, от воды и снега нужна была иная защита. Вероятно, первые окна, появившиеся в эллинистической Греции и Риме, вообще не имели заполнений. Позднее их затягивали рыбьим пузырем, бумагой (в странах Дальнего Востока), заполняли прозрачными пластинками слюды, скрепленными свинцом. Слюдяные узорные окончины из русских теремов и церквей XVI—XVII веков сохранились, их можно видеть в музеях. Все эти материалы более или менее пропускают свет, но увидеть что-нибудь сквозь них нельзя. Поэтому столь естественный для нас взгляд из закрытого окна наружу не был возможен для обитателя средневекового дома — ему нужно было для этого открыть раму.

И даже применение стекла далеко не сразу делает окна настоящими «глазами» дома. Волнистые, как бутылочные донца, кружочки стекла, вставлявшиеся в древние рамы, немногим прозрачнее слюды. Гигантские окна готических соборов не раскрывают, как это может показаться, здание наружу. Сияющие цветным стеклом нарядные и плоскостенные картины витражей заполняют их, останавливая взгляд, замыкая его во внутреннем пространстве обширного церковного зала. Он весь пронизан и просвечен лучами ярко окрашенного света, наполнен неземным сиянием цветного воздуха, ничего не имеющим общего с будничным дневным светом снаружи. Сияние это льется сверху — не «с улицы», но как бы прямо из мирового пространства.

Готический собор — замкнутый мир, который просветляет души молящихся в храме. И, наконец, в картинах раннего Возрождения, в итальянской и нидерландской живописи XV века мы видим часто в глубине, за спиной Мадонны открытое, сияющее светом окно с кусочком голубого неба, далеким пейзажем или городской улицей. Мир внутренний, домашний и мир наружный существуют еще в этих картинах как бы сами по себе. Они несоизмеримы, изображены в разных масштабах и часто не с одной точки зрения. Переход из одного в другой не предполагается. И все-таки идея окна как средства общения, связывающего внутренний мир здания с наружным, здесь уже родилась и будет дальше укрепляться и развиваться. А вместе с тем окно получает соответствующее символическое значение. Уже Леонардо да Винчи, прославляя человеческий глаз, называет его «окном души»: «Он окно человеческого тела. Через него душа созерцает красоту мира и ею наслаждается». Окно, открытое в мир, окно — как картина Вселенной отныне становится одним из постоянных образов человеческой культуры, обогащающим и литературу, и живопись.

Продолжение следует.

Автор: Ю. Герчук.