Человеческая фигура занимает ведущее место в греческом искусстве, в частности в скульптуре. Сначала здесь преобладали различные звери и чудовища, однако вскоре скульпторы начали ограничиваться несколькими домашними животными, как, например, собака или лошадь. Такой подход объясняется антропоцентризмом, свойственным философии, истории и характеру греков. Греки искренне верили в ценность человека. Такое убеждение вдохновило Аристотеля провозгласить, что город-государство является идеальной политической институцией. Платон, в свою очередь, утверждал, что «человек участвует в божественном» и является «родственником богов». Великий поэт-лирик Пиндар писал, что «боги и люди имеют общую мать, и только силы не одинаковы в них». На рассвете греческой цивилизации еще сам Гомер воспевал мир, где боги не только общались с людьми, но и были очень похожи своими чувствами и поведением. Разница заключалась лишь в том, что боги были бессмертными и всемогущими.

Именно поэтому их почти всегда изображали в человеческом обличье. Греческое искусство постоянно обращается к человеческому телу как к образцу совершенства: высокие стройные колонны храмов напоминают фигуры греческих юношей, а название их карнизов киопокгапоп означает «голова». В живописи и скульптуре красота человеческого тела — расслабленного или напряженного — подается на нейтральном фоне, от чего она еще больше выигрывает. Чуть позже, уже после эллинизма, делались попытки изобразить человека в его естественном окружении, и они оказались не очень удачными.

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ И БОЖЕСТВЕННОЕ

Именно антропоморфизмом можно объяснить главное место скульптуры, поскольку она лучше других видов искусства способна передать красоту человеческого тела. В произведении Платона «Республика» философ Глаукон, обращаясь к Сократу по поводу слишком хорошего описания магистратов идеального города, говорит: «Дорогой Сократ, ты создал такие прекрасные магистраты, можешь считаться скульптором».

Чтобы найти общий язык и сравниться с уважаемыми людьми, с всемогущими богами и с легендарными героями, античным грекам надо было воспроизвести их в чисто человеческих формах.

Когда в середине VII века до нашей эры скульпторы осмелились творить каменные скульптуры больших размеров (натуральной или большей величины), то они сначала ограничились незначительным числом человеческих типов, всегда повернутых к зрителю лицом. Это были: курос — обнаженный юноша, который стоит с опущенными руками, левая нога выставлена вперед; коре — одетая девица, ноги ровно; мужская или женская фигура в молитвенной позе.

Все три типа, особенно первый из них, напоминают статуи египетских богов и фараонов, хотя есть и существенные различия. Курос, в отличие от своих египетских прототипов, не имеет одежды на бедрах, он просто голый — как греческий атлет, пребывающий в качестве модели. К тому же он не опирается на колонну, нет и опоры для ног, как это было в египетских статуях. Так и кажется, что он вот-вот сдвинется с места, тогда как египетские скульптуры окаменели в вечности.

Несмотря на характерную для них сдержанность и целомудрие, коре имеют открытые, оживленные лица с улыбкой на устах, их одежды вырезаны и окрашены с большим вкусом. Коре излучают радость жизни и девичьи чары. Даже установленные в местах поклонений и захоронений скульптурные изображения несут в себе заряд жизнерадостности.

В ПОИСКАХ КАНОНОВ

Как же греческие скульпторы смогли вложить в статуи это буйство молодой красоты и силы? Прежде всего, благодаря знанию пропорций, которые еще до начала Средневековья считали ключом к красоте. Подробное описание этих принципов подал в V веке до нашей эры скульптор Поликлет в произведении «Канон» («Правило»). Хотя иногда и не совсем четко, Поликлет сформулировал систему постоянных пропорций между различными частями человеческого тела, которая была образцом много веков. В качестве иллюстрации он создал статую Дорифора, которую с тех пор называют каноном.

Однако использование математических пропорций в греческой скульптуре имеет, похоже, куда более глубокие истоки и достигает времен еще до появления Пифагора (вторая половина VI в. до н. э.), чье учение ощутимо повлияло как на архитектуру и скульптуру, так и на философию и политические взгляды. Потому могла ли возникнуть монументальная скульптура без применения уже развитой системы измерений?

Для создания гигантских каменных статуй греки пользовались параметрами египтян, но впоследствии благодаря творческим поискам нового предпочли собственные, более реалистичные правила и виды скульптур. Означает ли это, что греческой скульптуре был присущ натурализм? Позже большинство теоретиков, и среди них Аристотель, упорно твердили, что «искусство имитирует природу». Но употребляли ли греки слово «имитация» так же, как мы теперь, то есть в значении «копирования природы»? И если это именно так, то — когда возник натурализм, и какой он имел вес?

ЖИЗНЬ В СКУЛЬПТУРЕ

Целью греческих скульпторов, от древней до классической эпохи, было не воспроизведение внешних черт природы, а выявление глубокой сущности модели — в основном для того, чтобы передать весь ее динамизм, чтобы она появилась, как живая. Поэтому можно сказать, что греческий скульптор в определенной степени работал, идя «изнутри наружу»: добывая из камня гармонию форм, он подносил массу тела к свету так, словно сам был творцом жизни. Его произведение, даже в эпоху наибольшего натурализма, никогда не было ни «фотографической» репродукцией, как это свойственно академизму, ни холодным отражением абстрактных форм. В греческой скульптуре изобилует жизнь, сдерживаемая лишь глубоким чувством меры и равновесия.

Стремление к истине побуждало каждый раз обновлять выразительные средства. В начале V века до нашей эры произошли два события большого значения: во-первых, появилась новая поза — «контраппосто»; во-вторых, благодаря изменению выразительного средства скульптуры полулюдей-полубогов с тех пор получили чисто человеческую душу.

С появлением контраппосто вес человеческой фигуры переносится на одну из ног, вторая свободна, согнутая в колене. Скульптура стоит непринужденно, демонстрируя гибкость и свободу. Поворот головы, смещение оси, изменение ритмики — все это ломает прежнюю замкнутость статуи, отныне она принадлежит пространству, которое сама же и создала вокруг себя.

Одновременно с изменением выраженности происходили и изменения в восприятии. Улыбка вечной молодости, отличительная для древней эпохи, уступила место задумчивости. Статуя будто всматривается в саму себя, разговаривает с собой и своим создателем. Несколько теряя из божественного совершенства, она выигрывает в духовности и человечности. Не случайно этот новый подход, которым обозначено начало классического стиля, совпал с взлетом искусства греческой трагедии. В IV веке до нашей эры такая эволюция привела к индивидуализации скульптуры — к портретному сходству.

ОТ АПОЛЛОНА И ДИОНИСИЯ

Некоторые из художников и философов не одобряли все более глубокого внимания к внешности, которая является лишь частью правды. Хотя Платон, несомненно, относился к пластическим искусствам не так враждебно, как утверждают некоторые исследователи, однако он достаточно строго критиковал современную ему эстетику. По его мнению, красота не в том, что радует глаз, потому что это только неверная и непрочная внешность, а в высшей реальности, которую он называл идеей. Платон ценил только геометрические формы, совершенные объемы, математические пропорции. Похоже, что он мог смириться разве что с древнейшими образцами греческого и египетского искусства, оценивая в них чистоту и незыблемость форм.

Стоя ближе к действительности и греческим традициям, Аристотель в IV веке до нашей эры видел красоту в идеальных пропорциях, симметрии и гармонии. По его мнению, искусство — это имитация природы, ибо действие имитации составляет сущность человека. Соблюдая натуралистические идеи своего времени, Аристотель отмечал, что художественное произведение дает наслаждение, когда мы узнаем в нем знакомый нам объект, даже если тот на самом деле и не так прекрасен. И здесь он опередил современную концепцию того, что художественная красота и красота физическая могут и не совпадать.

В чем же, по мнению греков, заключалась художественная красота? В математических правилах и числах, что на протяжении веков набросали художникам простые и понятные формы симметрий и гармоничных пропорций, как того требовали самый рациональный из скульпторов Поликлет или блестящий среди философов Платон? В том, что Ницше позже назовет «аполлоновское»? Или, наоборот, в могуществе жизни, в силе Дионисия, которая так согревает мельчайшие детали и поверхности греческой скульптуры, которая радует наши глаза и руки?

Бесспорно, понятие красоты в Греции родилось именно в борьбе и неразрывном единстве этих двух начал. Со временем первый из них — Аполлоновский — терял силу, тогда как второй — Дионисовский — медленно креп, пока не привел к чрезмерному реализму. И даже в конце своего долгого пути искусство Древней Греции, несмотря на силу проникновения в глубины человеческой души и пластическое мастерство, так и не смогло создать портретную галерею исторических лиц, как это сделали позже римляне. До самого конца жизни греческое искусство освещалось порой слабым, но всегда нежным и прекрасным лучом греческой идеи о совершенном Человеке.

Автор: Георг Донтас.