Почти две недели прошло с того дня, как александрийское торговое судно, на борту которого находилось двести семьдесят шесть человек под водительством сотника Юлия, оставило Хорошие Пристани близ Ласеи и потерялось в безбрежном море. Южный благоприятный ветер веял недолго, внезапно его сменил суровый северный эвроклидон, более подходящий для этого времени года, — и плавание стало мучением. Тяжелогруженую Онерарию, трюмы которой были набиты мешками с хлебом, бросало, как рыбацкую лодку. Весь экипаж, включая солдат и пленников, валялся в лежку меж этих мешков, корабль насквозь пропах блевотиной…

Притулившись в углу трюма, Павел молился. Нет, он не испытывал страха (не для того Господь его одарил и направил стезею праведной, чтобы похоронить в пучине), он молил Бога, чтобы уцелели все эти люди — римлянин Юлий и его солдаты, узники и матросы… «Собственно, что такое жизнь, как не такой же утлый корабль, брошенный в бушующий океан, где все равны пред Господом — раб и патриций, надсмотрщик и невольник, -размышлял он, борясь с приступами тошноты. — Надо бы рассказать об этом Нерону, хотя, в общем, мысль и не новая…»

На рассвете ему было видение: ангел Божий явился и сказал: «Не бойся! Тебе должно предстать перед кесарем, но Бог дарует жизнь и всем плывущим с тобою». Проснувшись, Павел встал, шатаясь, прошел меж распластанных тел. Изможденные, бессонные лица смотрели на него безучастно, будто не слышали. Только во взгляде Луки была вера, только до Луки доходил смысл сказанного.

На мгновение у Павла потемнело в глазах, судно страшно накренилось, тяжелая скамья, разогнавшись, беспощадно, с размаху ударила его по ногам — он упал на колени.
— Ангел Господа моего явился мне в эту ночь и сказал, что мы будем выброшены на
остров…
— Уйми этого шута, Юлий, — зарычал ветеран со страшным шрамом на лице. — А не то я выкину его за борт, как когда-то его соплеменники поступили с Ионой.
— Не горячись, Марцелл, — осек его сотник, который находился здесь же. — Не забывай, что перед тобой гражданин Рима… Что за остров ты имеешь в виду, Павел? Уж не тот ли, где семь лет провел Одиссей в сладком плену у Калипсо?

Юлий напрасно иронизировал. В четырнадцатую ночь, ближе к утру, буря утихла, в небе появились просветы. Прямо по курсу, действительно, лежал остров, но никто не знал, как он называется. Когда солнце оторвалось от горизонта, капитан повелел развязать рули, сняться с якорей и поднять малый парус. И вот уже впереди показалась удобная бухта с пологим берегом. Онерария, подгоняемая свежим ветерком, бодро двинулась к острову. До берега оставалось не более трехсот саженей, как вдруг раздался тяжелый удар, прерванный скрежетом ломающегося дерева и еще каким-то заунывным, тянучим воем, — корабль неестественно развернуло и он начал крениться на левый борт… В то же мгновение над самой мачтой полоснула молния и грянул оглушительный гром! Волны с новым остервенением ударили в корму, деревянную голову лебедя переломило, как хворостину.

Началась паника, давка. Павел увидел, как солдат со шрамом, обнажив меч, двинулся в его сторону, продираясь через толпу, но солдата перехватил Юлий и заставил убрать оружие.

Корабль раздавливало, как яйцо. Люди посыпались в море. Широко перекрестившись, в кипящую пучину бросился Лука.

— Что стоишь, тарсянин?! — рявкнул у самого уха Юлий и сильно толкнул Павла к краю. — Немедленно за борт!

Не догадавшись даже скинуть бурнуса, дрожа всем телом, Павел перелез через бортовой поручень и, прошептав краткую молитву, ринулся с корабля. «Господи, я не умею плавать!» — пронеслось у него в голове, и тотчас волна накрыла его…

Он очнулся как после тяжелого сна — тщетно пытаясь вспомнить, что с ним случилось. Мягкая подушка, на которой он лежал, теплая накидка, которой он был укрыт чьей-то заботливой рукой, еще больше сбивали с толку. Приподнявшись на локте, Павел огляделся: мозаичный пол, красивый бронзовый светильник. Внезапно кто-то тронул его за плечо. Человек в алом плаще протягивал ему чашу с чем-то горячим, дымящимся. Он был явно римлянин, но лицо было открытое, доброе.

— Выпей, — сказал он. — Это придаст силы.
— Где я? — прохрипел Павел, отхлебнув обжигающего питья. — И кто ты, добрый человек?
— Меня зовут Публий, я наместник этого острова. А кто ты?
— Я Павел из Тарса… — картина кораблекрушения вдруг нарисовалась ему во всех подробностях. — Неужели никто больше не уцелел?
— Все живы и невредимы, благодаренье богам, — улыбнулся Публий. — Ну и потрепало
же ваш корабль!
— Господь услышал мои молитвы, — прошептал Павел и перекрестился. — Как же называется твой остров?

— Мы, римляне, называем его Мелит. Добро пожаловать на Мелит, чужестранник!

Вышеописанное событие произошло 10 февраля 60 года от Рождества Христова. Ровно тысяча девятьсот тридцать семь лет спустя, рано утром, авторы этих строк стояли на балконе четырехзвездочного отеля «New Dolmen», обращенного полукругом в сторону залива Святого Павла, и с удовольствием любовались открывшимся их взорам «необитаемым» островом с тем же названием, у самого края которого угадывалась белая статуя апостола на постаменте.

10 февраля: на небе ни облака, температура под двадцать тепла (это с утра), море спокойно… Быть может, апостолу просто не повезло с погодой? Нет, скорее нам она улыбнулась. Первое, «гостиничное» впечатление от Мальты: синее море, голубое небо и желтые скалы. Голубой, желтый и синий.

Мальта — игрушечная страна. Если встать на самую высокую ее точку, в Мдине, то во все стороны видно море. В первую минуту становится как-то не по себе, на ум приходит океан Соляриса: дороги, автобусы, люди, церкви, поля — не более чем чья-то выдумка, бутафория… В этой стране нет ни одной реки, ни одной горы, а несколько кварталов с двумя-тремя улицами уже называются городом. Здесь главу кабинета можно увидеть за соседним столиком в кафе, а получасовая поездка на дачу считается утомительной процедурой. Здесь можно сесть на автобус и где угодно — и рано или поздно он привезет тебя к дому. Мальта — сказочное государство.

Не на всех картах и глобусах мира можно его найти (не скажите об этом мальтийцу), а между тем, в нем, как в фокусе, пересеклись исторические пути Европы, Азии и Северной Африки. Три небольших островка, брошенные в море, словно кости на игральный стол, оказались в пучине политического азарта многих держав и империй. И это понятно, ведь в стратегическом плане Мальта уникальна: она расположена в центре Средиземного моря, в наиболее узком месте между Европой и Африкой, а кроме того, имеет крупнейшую и самую защищенную в мире естественную гавань. Эти два фактора превратили архипелаг с древних времен, с самого зарождения судоходства в идеальный «контрольный пункт» Средиземноморья.

Здесь эпохи и цивилизации набегают одна на другую, словно волны прибоя, эти волны и отточили облик Мальты. Если есть какая-нибудь гармония в эклектике, то она только здесь, на этих крошечных островах.

Автор: Алексей Шлыков.

P. S. Духи вещают: А еще на маленькой Мальте просто огромное количество самых разных интереснейших, а иногда даже диковинных и экзотических музеев. Хотя все-таки на настолько диковинных и экзотических, как, скажем, знаменитая петербургская кунсткамера, но все же весьма экзотичных и очень интересных.