Утопия — это название выдуманной, порожденной в эпоху Возрождения воображением Томаса Мора страны, где развивалось принципиально другое общество, по всем взглядам лучше того, что было в реальном мире. Похоже, сегодня это понятие утратило свое значение. Есть серьезные подозрения, что утопия ведет к тоталитаризму. И действительно, склонность к «воплощению мечты», в чем некоторые видят основное измерение становления человечества, привело к кошмарам в результате осуществления определенных утопий, которые подверглись в конце прошлого века полному краха. Даже употребление этого слова в современном языке имеет отпечаток дискредитации, «утопия» стала синонимом поиска не понятно чего, гигантомании, нереальности, какой-то химеры. Поэтому для многих утопия умерла…

А действительно ли это так? Или совсем уж исчез элемент утопичности в современных взглядах на историю, политику и философию? Не может ли случиться так, что порицаемая за свои идеологические извращения утопичность — и в этом парадокс! — является необходимым условием размышлений о других возможных изменениях в будущем?

В ЦЕНТРЕ ИСТОРИИ

Вопреки расхожему мнению о том, что утопии — лишь разновидность фантастики, их создают авторы, глубоко ангажированные в политические, социальные и экономические реальности своего времени. Большинство утопий побуждает к критическим размышлениям о какой-то определенной, современной автору эпохе: предложенный им проект вымышленного идеального общества всегда учитывает господствующие ценности общества реального.

Политик, дипломат и гуманист Томас Мор, бывший канцлером в королевстве Англии, построил на чудесном острове Утопии идеально организованное общество, которому он противопоставляет описание разоренной налогами, нищетой и кражами современной ему Англии. За это смелое обличение он заплатит собственной головой. Итальянец Томазо Кампанелла, протестуя против несправедливого общества своего времени, из тюрьмы призывает к осуществлению общественного проекта «Город Солнца» (1602) и даже ищет тех, кто поддержал бы этот замысел. В своем произведении «Осеана» (1656) Джеймс Харрингтон бросает вызов Англии эпохи Кромвеля. Государственный деятель и философ Фрэнсис Бэкон предлагает в произведении «Новая Атлантида» программу действий для просвещенной монархии.

История порождает утопии, и определенные утопии творят историю. Томас Мор, который писал после удивительной встречи европейцев с Америкой, считал: то, что уже невозможно построить в Старом Свете, предстоит осуществить в мире Новом. Под влиянием его произведения в XVI веке в Латинской Америке проводились многочисленные эксперименты колонизации другими, необычными методами. Так, в Мичоакан (Мексика) епископом Васко де Кирога были организованы сельскохозяйственные и ремесленные общины. Бартоломе де лас Касас придумал идеальную страну Уегараг (Настоящий мир). Отцы-иезуиты от XVII до XVIII века насаждали на огромной территории между Бразилией, Аргентиной и Парагваем свои миссии и поселения. Там они установили режим настоящей теократии, смешанной со взглядами Кампанеллы и Платона. В XIX веке многочисленные попытки и разновидности строительства утопического социализма имели место в Англии, Франции, Соединенных Штатах и Латинской Америке.

КРИТИКОВАТЬ СОВРЕМЕННОЕ, ЧТОБЫ ИЗМЕНИТЬ БУДУЩЕЕ

Любой проект вымышленного города является попыткой придумать будущее. Этим утопия отличается от идеологии. Как полагает Карл Мангейм, в утопии содержится надежда: это знак возможных изменений. Тогда как идеология только несет в себе политические идеи, навязанные или поддержанные властью, утопия, разрушительная по своей природе, противостоит власти и отрицает навязанную властью действительность.

Некоторые авторы видят социальные рычаги утопистов в нищете и протесте. Едкий обличитель систем ценностей современного человека и западной цивилизации Сиоран пишет: «Бред туземцев является генератором событий …; толпа возбужденных людей стремится к другому миру, сейчас же и немедленно. Это именно они вдохновляют на написание утопий, именно для них эти утопии и пишут». И действительно, утопическая рациональность — это лишь переодетый в нее мифический образ царства изобилия, которое впитало в себя все богатые страны, где голодные крестьяне Средневековья мечтали, наконец, поесть даром.

Впрочем, утопические требования — бесспорно, и источник многих общественных сдвигов. То говорится о заработной плате, равенстве между мужчинами и женщинами и о социальном обеспечении, то об организации досуга, охране окружающей среды, градостроительстве и альтернативных источниках энергии — здесь и Мор, и Кампанелла, и Бэкон, не говоря уже о других утопистах, выступают как предвестники с пророческими видениями. Иногда мечта таки становится действительностью.

АНТИУТОПИЯ

Однако эта действительность имела, к сожалению, не только положительные аспекты. В течение XX века утопическое мировоззрение показало и такие свои стороны, которые не только пугают, но и ужасают. Растущая механизация, обезличивание человека, бюрократизм, направленное против человека давление государственной машины — все эти покушения на свободу разоблачаются во многих произведениях как опасные отклонения.

В таких произведениях содержится острая, порой в карикатурной форме, критика современности через ее проекцию на будущее, которое, в отличие от утопии, не выглядит светлым, а выступает страшным, грозным, уродливым. Среди классиков этого пессимистического направления — антиутопий — после «Мы» (1924) Евгения Замятина вспомним «Этот прекрасный мир» (1946) Олдоса Хаксли, «1984» Джорджа Оруэлла (1949) и «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери. На смену доброжелательному монарху из классических утопий пришел такой, что игнорирует права человека во имя порядка и государственной безопасности, совершает насилие над сознанием, препятствует частной жизни, отвергает любую форму личного бытия.

УТОПИИ ПЕРЕД ЛИЦОМ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

Анализируя методы, с помощью которых тоталитарные системы силой государственного, корпоративного или полицейского аппарата навязывают людям якобы рациональное общество, Карл Поппер подошел к вопросу, не является ли тоталитаризм неотъемлемым условием любой утопии. Во имя рациональности и идеализма утописты, только что пришедшие к власти, всегда становятся догматиками.

По мнению российского философа Николая Бердяева (умер в 1948 году), утопии в XX веке оказались более жизнеспособными, чем считалось ранее, так как современность нафарширована «тоталитарными утопиями». Отсюда и его тревожный вопрос: «Как избежать окончательного осуществления утопии?».

Как ни странно, на протяжении истории наибольшее влияние и больше попыток реализации имели вовсе не реальные утопии, то есть не утопии с наибольшими шансами на успех.

Независимо от того, сдавала или нет утопия экзамен перед действительностью, утопическая функция «очарование невозможным» выступает как один из двигателей истории. По сути, утопия свидетельствует о силе надежды, ведущей человека вперед. Даже предвзятый против утопизма Сиорна признавал, что утопия является частью поисков человеческого счастья. И одновременно он отвергает саму идею счастья, ставя ей в вину большую часть зловещих событий, которыми так богата история. Рожденные историей утопии выродились в тиранию и рабство.

Итак, история утопии — это история надежды, всегда предаваемой, но бессмертной? По мнению итальянского эссеиста Игнацио Силоне, мир без утопии был бы тождественным замкнутому и душному универсуму и завершился бы «худшем за безумие» склерозом.

Американский теолог Пауль Тиллих был еще более категоричен: «Там, где нет утопии, которая открывает возможности, современность страдает на застой и бесплодие… Без утопии культура… стремительно падает в прошлое. Современность полнокровно живет только в напряжении между прошлым и будущим».

Наоборот, современный теоретик утопии Эрнст Блох привлекает внимание к риску «автоматического оптимизма», «слепой и упорной веры в будущее». Вместо лживой надежды он выбирает реалистичный пессимизм. Выступая не как средство одурманивания, социальная утопия может стать конкретным, освободительным движением при условии, что она — плод трезвого осознания, а не авантюризма.

СВЕТ МЕЧТЫ

Какие же модели общества на замену тем, что есть, предлагает богатейшая утопическая литература? Они куда более разнообразны, чем можно было ожидать от термина «утопия», так как сегодня она все равно означает анархию или тиранию, свободу или диктатуру, идеальный мир или кошмарную систему. И притом их можно разбить на две большие категории: утопии порядка и утопии свободы. Упрощенно можно сказать так: Мор начал направление, основанное на свободе, а Кампанелла — направление порядка. Одни описывали «идеальное государство бытия» (утопии народных и революционных традиций), другие определяли «идеальное бытие государства» (институционалистские и тоталитарные утопии). Страх от того, что осуществляются утопии порядка, достаточно часто заставляет забывать о динамичности утопий свободы.

«Делай, что хочешь!» это правило, под знаком которого Рабле изобразил райскую жизнь Телемского аббатства в «Гаргантюа», придавало утопии свободы — от Возрождения через некоторые формы утопического социализма XIX века и до сегодняшних общественных утопий — присущего ей «света мечты и рвения», как выразился Уильям Моррис, автор утопии «Новости из ниоткуда» (1890).

Это «чудо» присутствует в каждом произведении, где стремление к свободе преодолевает рациональные препятствия, которыми стремятся ее ограничить или остановить. Для таких утопистов свойственны попытки возвеличить человека во всей полноте его природы. Так, в «Базилиади» (1753) Морелли уничтожается все, что идет в ущерб свободе личности: больше нет собственности, нет политики, нет брака, нет привилегий и законов. Наконец человек живет в согласии с Природой. Поиск полного освобождения от человеческих виртуальностей находим и сегодня в научно-фантастических произведениях американской писательницы Урсулы Ле Ген, в частности в произведении «Нищие» (1974). Утопия в нем выступает в двух ипостасях — одновременно и как ужас, и как надежда, что свидетельствует современное смятение, которое она вызывает.

Автор: Фернандо Аинса.