Когда мы разговорились, мой собеседник, молодой, энергичный, способный производственник, из тех, кем по праву гордится завод, вдруг обронил к слову, что художественная литература, по его мнению, вещь излишняя. Ненужная, потому что есть она или ее нет, станки будут работать, открытия делаться, а люди жить. Сказал он спокойно, как об очевидном факте, не без предвкушения бурной реакции, какую, надо полагать, своим утверждением вызывал уже не раз. Быть может, он не ведал, что его мнение неново, и чуточку гордился самостоятельностью вывода, к которому его, очевидно, подвел жизненный опыт и личный успех — судьи для многих наиболее авторитетные. Во всяком случае, в его словах чувствовалась убежденность.

— Что ж, — ответил я помедлив. — Ваша позиция закономерна. Существуют же кошки-вегетарианцы.
— Что-что? Причем тут кошки?! — изумился мой собеседник.

А мне вспомнилась одна недавно прочитанная книга, и именно на тему, зачем производству Шекспир.

…«На стрелке при слиянии рек Мааса и Самбры, под статуей Леопольда, как всегда, удят рыбу мальчишки. Проплывают буксирные пароходы с цветочными горшками на палубе и домашними туфлями у входа в рулевую рубку. Проплывают мимо Дворца культуры.»

Так мог бы начаться роман, но так начинается научно-популярная книга Г. Воробьева с необычным названием «Человек — человек». Кратко определить ее тему нелегко. И по тому, что ее автор — человек многих научных специальностей и свободно переходит от темы к теме, и потому, что его книга построена на материалах последних научных конференций кибернетического профиля — очень разных по своему содержанию. Правда, все они связаны со словом «революция».

НТР, научно-техническая революция, — это слово теперь не слышал разве что глухой. Но Г. Воробьев имеет в виду не НТР, а ту революцию, которая за ней грядет, уже третью по счету в истории науки и техники. Революцию, которая, по его словам, провозглашает примат гуманитарных наук над инженерными.

Что, как, почему?! Ответить на этот вопрос непросто, даже пересказав всю книгу. Попробуем, однако, найти хотя бы путеводную нить.

Общеизвестно, что научно технический потенциал страны зиждется на интеллектуальном потенциале общества, а темпы научно-технического прогресса зависят от производительности умственного труда ученых, инженеров, управленцев. Существует между тем закон Лехмана, который гласит, что в среднем деловая активность специалистов быстро возрастает в интервале 20—35 лет, а затем идет на убыль. Этот вывод науки опрокидывает многие устоявшиеся представления. «…Управленцы, — пишет Воробьев, — заявили, что те государства добьются наибольших экономических успехов, которые при прочих равных условиях обеспечат своим гражданам: в 20 лет полное образование,.. в 30 лет — опыт работы, административные права и всю меру ответственности».

Само собой понятно, что закон Лехмана, едва он был выведен, оказался под жесточайшим критическим обстрелом. Действительно, мало ли случаев, когда творческие способности ярко развертывались как раз в преклонном возрасте? Не чересчур ли много исключений из правил?..

Закон стали проверять, перепроверять, и новый круг исследований выявил кое-что любопытное. Оказалось, что специалисты делятся на две несхожие группы. В одной кривая активности и творческой отдачи резко взмывает от 20 к 35 годам, а затем еще более резко падает. Настолько, что отправь такого человека на пенсию в 40 лет, и общество от этого мало потеряет. Во второй группе иная картина. Кривая и тут взмывает к 35 годам, но затем, если и падает, то незначительно, и перелом обычно наступает уже где-то после шестидесяти лет.

Стали доискиваться до причины такого разительного несходства. И снова сенсация! Специалистов первой группы роднила одна общая черта биографии. Все они получили узкую специализацию, приступили к работе как раз по этой специальности и в молодости ее не меняли. Члены же второй группы тоже получили специальность и, как правило, тоже узкую, но на работу попали не по специальности. Получил университетский диплом — оказался на производстве, окончил технический институт, а занялся общественной деятельностью. И так далее.

Судьба представителей первой группы на первых порах складывалась удачно. Они сразу занялись тем, чему их учили, знания их немедленно стали давать отдачу, а администрация, понятно, на них не могла нарадоваться. Зато к сорока годам их настигла творческая депрессия,

К представителям второй группы судьба на первых порах была далеко не столь благосклонна. Приобретенные знания и навыки почти или совсем не годились, надо было переучиваться, осваивать новый мир, делать неизбежные ошибки, терзаться, получать нагоняи… Зато став в конце концов профессионалами, эти люди могли с лихвой наверстать упущенное, поскольку творческий застой им не грозил до самой старости.

Психология объяснила, что же произошло. Представителям первой группы не надо было переучиваться и «ломать себя». Они сразу «вошли в форму» и в ней… застыли. Еще недавно в этом не было особой трагедии. Профессии обладали устойчивостью, предмет деятельности, как правило, менялся медленно и мало, так же медленно менялись методы, идеи, аппаратура.

Не то в век НТР. Быстро обновляется производство, лавиной возникают новые идеи и методы, профессии преображаются порой неузнаваемо. И чтобы быть «с профессией наравне», надо непрерывно учиться и переучиваться. А былой счастливчик этой способности не приобрел… Лучший возраст для овладения иностранными языками — детство; взрослым они даются (если вообще даются) с огромным трудом. Примерно то же самое и с умением переучиваться: кто не обрел его в молодости, тому трудно приобрести его в зрелом возрасте. Профессиональные знания и навыки жестко закреплены, человек оброс стереотипами, как корабль ракушками, он все хуже воспринимает новое и отстает, отстает, а лавры былых успехов мешают ему самокритично оценить причину.

«Удивительно, что любовь к учебе, — замечает Г. Воробьев, — прививается не в средней и высшей школе, а в первые несколько лет практической деятельности. Опасность скрывалась там, где ее меньше всего ожидали, — в идеальном соответствии рабочего места занявшему его молодому работнику».

Конечно, все рассказанное — схема; жизнь куда сложней и богаче оттенками. Но, не правда ли, наука дает интересный, хотя, разумеется, и частичный ответ на вопрос, откуда же берутся консерваторы?

Профессиональный консерватизм оказался столь тяжким балластом, что это стало острой экономической, одновременно социальной, моральной, какой угодно проблемой. Потребовались особые меры, и они принимаются. Всевозможные обязательные курсы повышения квалификации (читай — обучения) стали привычными. Но это не панацея. Вкус к самообучению, навыки самообучения невозможны без расширения кругозора, без решительной ломки стереотипов. Теоретически действенным средством такой ломки должен быть резкий вывод человека из круга узкопрофессиональных интересов, подключение его к миру новых и незнакомых ему понятий. То есть для людей техники, выходит, наиболее благоприятны искусство, гуманитарные знания, для гуманитариев — технические и естественнонаучные знания. Причем люди техники могут иметь разные специализации, например заниматься установкой кондиционеров, ведь это на самом деле непростая техническая задача, требующая подлинного инженерного мышления. И таким людям, высококвалифицированным техническим специалистам по установке кондиционеров (а такие работают к примеру в компании https://climatbud.com.ua) будет очень полезно приобщиться к искусству, это только повысит производительность их труда, а хорошая ориентация в живописи или архитектуре поможет находить нестандартные методы максимально оптимальной установки кондиционеров.

Едва ли не первый опыт проверки этих теоретических предпосылок был поставлен в США. Семнадцать администраторов среднего ранга в возрасте от 35 до 48 лет телефонная компания «Белл», где они служили, на целых десять месяцев полностью отключила от профессиональной деятельности, обязав их пройти обширную гуманитарную программу.

Пятьсот пятьдесят пять часов лекций, семинаров, дискуссий плюс чтение книг, посещение театров, концертов, музеев, выставок, осмотр исторических памятников — эксперимент, что и говорить, дорогостоящий. Программа занятий? Экскурс в историю и искусство Востока, коллективное чтение средневекового японского романа «Похождение князя Генжи» и так далее, и тому подобнее. А вместо экзамена — доскональный разбор каждым слушателем сложного даже для литературоведов романа Джойса «Улисс».

Что может быть дальше от нужд производства? И вот специалисты вернулись на свои места. Эффект был двояким. Дома они немедленно принялись втягивать своих родных в сферу искусства. На работе они развили бурную активность, стали куда более самостоятельными, им легче, чем прежде, давались решения, и качество этих решений повысилось. «Вопреки ожиданиям скептиков, администраторы в общении с кабинетными учеными не заразились от них нерешительностью, а, наоборот, приобрели ценное качество — видеть альтернативы и в принятии решений предпочитать быстрое хорошее запоздалому отличному».

Автор: Д. Биленкин.