Высокоумные мыслители спокойно именуют эти куски религиями: православной, католической, протестантской, мусульманской, иудаистской, мандейской, манихейской, индуистской и так далее. Но они забывают указать, что в целях недопущения этой трагедии Прачеловека и человечества греческая мудрость и мудрость Христа возвестили миру великую Заповедь: «Любите врагов ваших». Только объединенные в любви члены человечества — разрозненные и все более и более слабеющие органы умершего для материальности Божьего Сына — могут воскресить Его для этого мира своим воссоединением. И только тогда Он сможет воскресить нас для мира духовного.

Такова центральная идея трагического манихейского мифа, который скорее напоминает суровый закон Космоса, фиксирующий строгую зависимость между центристскими силами человеческого духа и духовным прогрессом человечества. Согласно этому закону, космическая сила духовности прямо пропорциональна центростремительным силам отдельных членов человечества и обратно пропорциональна силам дезинтеграции. Закон зависимости надмирного Спасителя от этической деятельности членов человеческого рода отнюдь не является в манихействе сухой теорией. Фундаментальное требование этики манихейства, адресованное каждому человеку,— это обязанность содействовать материальному восстановлению Прачеловека чистотой своей жизни и добротой дел.

Эти труды чистоты и милосердия не остаются без вознаграждения: истинный человек, поступающий сообразно с законом Мани, создает на небе свою прекрасную невесту; на земле же он становится носителем света и «чистого ока».

Доктрина «чистого ока» (светлого человека) не является исконно гностической. Она восходит к Матфею и наиболее полно представлена у Луки. Лука не останавливается на констатации зависимости между «чистым оком» и светлой «аурой» человека, как это сделал Матфей. Он устанавливает дальнейшую зависимость, а именно зависимость «чистого ока» от степени милосердия, этого главного свойства Отца (эти закономерности изложены у Луки эзотерически, сокрыто). «Око» тем чище, а тело тем светлее, чем больше в человеке милосердия. Эту идею Мани развил до ее логического конца.

Согласно его теории, милосердие — не только терапевтическое средство, одухотворяющее (а значит, и «обоживающее») человека (как у Луки). У Мани добродетельность имеет космо-экологическое значение. Она оздоровляет не только нас, но и нашего Прародителя, под которым можно понимать, например, всю земную сферу.

Попытаюсь раскрыть и последнюю доступную мне научную идею, заложенную в главном мифе манихейства. Поскольку сверхродовой и сверхнациональный альтруизм (добродетельность) в принципе достижим для каждого, то каждый человек в той или иной мере является соправителем Мира и ему не следует замыкаться в более узкие рамки родства (семья, род, нация). Эта идея не противоречит общеевангельской доктрине, согласно которой врагами человека на пути к Богу могут стать «домашние его», согласно которой «не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем», и никто не может встать на путь космического единения, пока не преодолеет материальные привязанности своего естества.

Мог ли Мани — автор столь уникальной теории — вывести этот глобальный закон без содействия супраматериальных сил? Думаю, что нет. Тех вещественных источников, которыми он мог пользоваться (Четвероевангелие Татиана, Евангелие от Фомы и некоторые неизвестные нам предания), для этого было явно недостаточно. Впрочем, нельзя отрицать, что основные идеи этой теории в эзотерической форме содержатся в новозаветных писаниях, хотя там они и не развиты в законченные доктрины. Ничтожна и вероятность того, что Мани располагал какими-нибудь еще неоткрытыми источниками. Значит, налицо некий фактор «икс», который сам Мани интерпретировал как общение с Христом — факт, многократно описанный и в известной нам мистической христианской литературе.

Да, такого рода контакты не были изобретением гностиков, как это иногда изображают. Библия приводит многочисленные примеры сверхчувственного общения с Богом и ангелами (главным образом во сне). Например, в первой главе «Деяний апостолов» говорится, что Иисус «явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им (ученикам) и говоря о Царствии Божием».

Второй вид такого общения осуществлялся посредством собственно гносиса. Как мудро говорила Е. Блаватская, идя по пути, ты сам превращаешься в путь. А если ты повторяешь путь Твоего Учителя, разве ты не познаешь Его, не отождествляешься с Ним? В Евангелии от Фомы аллегорически описан такой способ отождествления с Иисусом: «Тот, кто напился из Моих уст, станет как Я; Я также стану им, и тайное откроется ему». А вот что говорит Иоанн: «Едущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною» (Ин. 6, 56, 57). Описанное здесь взаимоотношение ученика и Учителя заключается в следующем: ученик, ассимилируя идеи Учителя, не может познать их адекватно, не отождествляясь с Учителем (по крайней мере в способе познавания); Учитель же не может сделать Свои идеи «вместимыми» для ученика, если Он не отождествляется с учеником хотя бы на время.

Возвращаясь в заключение моего скромного исследования к вопросу о святых и еретиках, хочу обратить внимание читателя на весьма важную идею, вложенную автором Евангелия от Марии в уста Иисуса: «Не устанавливайте никаких правил, помимо тех, которые Я предназначил для вас, и не давайте закона подобно законодателю, дабы он (закон) не уловил вас». Христос не издавал законов ни о святых, ни о еретику. Более того, никого, кроме Бога, Он не называл ни святым, ни благим. Так кто же издал и ввел в практику эти законы? Святые? Еретики? А может, гностики?

В одной из своих статей Ж. Квиспель загадочно изрек: «Если бы меня спросили, кто был Иисус — фарисей или зелот,— я бы сказал, что Он был гностиком». Ну а что скажем мы с читателем? Лично я сказал бы, что, если бы Иисус не был ортодоксом, Он не смог бы стать гностиком. А если бы Он не был и тем, и другим, Он не был бы ни Матфеем, ни Иоанном, ни Петром, ни Мани; Он одновременно не раскрыл бы и не скрыл бы Себя в Своих учениках. Другими словами, Он не был бы многоликим и неразгаданным, как мир.

Автор: В. Крылов.