Если забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя. Прилипни язык к гортани моей, если не буду помнить тебя.
(Псалт. 136-5)

Желтый песок. Лоснящийся бархат ослиных боков. Раскаленный воздух течет по холмам. Время ничего здесь не изменило. И хотя наметанный глаз горожанина уже выискивает в древнем пейзаже то высоковольтную линию, то далекий игривый пластик рекламных плакатов, внутреннее зрение упрямо отрицает эти детали. Воображение сродни миражу — картины возникают из ниоткуда. Мы мчимся по шоссе в мощном лендровере, любезно предоставленном нам компанией «Царь Соломон». Мы могли бы попросить и вертолет, но показалось неловким смотреть на святую землю свысока. Поравнялись с автобусом, везущим туристов на краткую экскурсию в Иерусалим. Ах, как нехорошо, как неуместно это звучит — «автобус». Автобусам не место здесь! На кротком осле, на безмятежном верблюде, на нервном арабском скакуне надо въезжать в Город Мира — не на машине!

Особенно хороши были бы дромадеры. Как славно они бы двигались вереницей, укачивая седоков до сонной одури. Те, засыпая, теряли бы и теряли свои чемоданы, сумки, свертки — на потребу всем заблудившимся в пустыне — вот тебе сок лимонный натуральный, зонтик, новые кеды, а в правом кармашке под молнией — порошки от желудка. Но паломники, невзирая на потери, отважно не спешат вперед, поскольку и верблюды никогда не спешат, а что до беговых боевых верблюдов, то я лично в этот миф не верю. Что-то меняется, и я начинаю ощущать величие момента — на горизонте показался Иерусалим. В Иерусалиме жил Бог. В Иерусалиме Он умер. В Иерусалиме Он воскрес, и в Иерусалим Он вернется. Такова биография города.

В книжке польской писательницы Натальи Роллечек «Деревянные четки» есть эпизод, повествующий о том, как девочек, монастырских воспитанниц, заставили писать сочинение на тему «Какой бы домик я построила для Бога». (Польская молодежная католическая организация «Евхаристическая Круцьята» вообще любила озадачивать детей писанием подобных трактатов.) Первая премия досталась девочке Целине, которая «создала» дом из сияющих облаков, перевитых розами, с хорами коленопреклоненных ангелов вокруг. А девочку Рузю монахини выругали и поставили в угол, потому что хозяйственная Рузя отнеслась к вопросу серьезно и исписала десять страниц пассажами следующего рода: «Дворик Господа не надо мостить камнем, потому что от камня у домашней птицы паршивеют ноги, пусть он лучше будет покрыт песком с опилками. Крыша должна быть тщательно просмолена — иначе придется ставить тазики. Постель нужно каждую неделю вывешивать на просушку — чтобы не заводилось клопов и сырости. Окна не должны быть слишком маленькими, но и не слишком большими, а то угля не напасешься. Деревянные полы нужно протирать насухо…». А ведь Рузя тоже была права…

«И сделал он в доме окна решетчатые, глухие с откосами… И обложил стены храма внутри кедровыми досками; от пола храма до потолка внутри обложил деревом, и покрыл пол храма кипарисовыми досками… И тазы, и лопатки, и чаши. Все вещи которые сделал Хирам царю Соломону для храма Господа были из полированной меди… И построил внутренний двор из обтесанного камня… (тут, конечно, недочет, привет курьим лапам)… и у входа в храм сделал косяки четырехугольные из масличного личного дерева…»

Дом Бога своего начинал строить царь Давид. Народу, перешедшему от скитаний по Египетской пустыне к оседлому образу жизни в собственном только что завоеванном государстве, более негоже было держать Бога в походной палатке — скинии. Полевая ставка главнокомандующего должна была переместиться в постоянную резиденцию, раз пришла пора приняться за управление государством. Но окончание работ выпало на долю Соломона. Местом строительства была выбрана Сионская гора — именно здесь когда-то на жертвеннике лежал послушный сын Исаак, ожидая благочестивой смерти от отца своего Авраама. Жестокие испытания посылают ревнивые и любящие. А Бог Израиля именно таков. Размах строительства был колоссальным:

«…у Соломона было семьдесят тысяч носящих тяжести и восемьдесят тысяч каменосеков в горах, кроме трех тысяч начальников, поставленных Соломоном над работою для надзора за народом, который производил работу».(3-я Царств)

Три тысячи начальников — такое строительно-монтажное управление может справиться и с домиком для Бога. Техническое руководство строительством осуществлял Хирам -медник, который выполнял для храма все литейные и кузнечные работы. С Хирамами в истории создания храма происходит некоторая путаница, поскольку еще один Хирам — на этот раз уже царь Финикийский — взялся обеспечивать поставки стройматериалов. Руководство поставками поручили Хираму потому, что в свое время он был закадычным приятелем отца Соломона Давида и неоднократно качал на могучих коленях маленького Соломона. Хирам взялся за дело решительно — огромные ливанские кедры и кипарисы застонали под топорами дровосеков-сидонян, «ибо, ты знаешь, что у нас нет людей, которые умели бы рубить дерева так, как Сидоняне» (3-я Царств), потом, связанные в плоты, деревья сплавлялись по морю. В каменоломнях вытесывались гигантские блоки на храмовые стены, по всему царству собирали медь и золото для литья и инкрустаций. Храм потрясал своей мощью, благоухал кипарисовыми смолами и сверкал золотом.

Когда храм был готов, произошла церемония торжественного открытия (по легенде, туда собрались все израильтяне). Под восторженные крики публики священники колонной прошествовали в святилище, неся главную святыню евреев — ковчег завета Господня, в котором находились каменные скрижали с заповедями, составленными Моисеем под диктовку Бога. Священники бережно установили ковчег под охраняющими крыльями херувимов. И тогда произошло чудо. Громадное темное облако заполнило весь храм перед лицом смущенного народа. И Бог сказал Соломону, что отныне Он будет обитать в этом храме и хранить народ Израиля, пока тот сохранит верность Ему. «Если же вы и сыновья ваши отступите от Меня, и не будете соблюдать заповедей Моих и уставов Моих, которые Я дал вам, и пойдете, и станете служить иным богам и поклоняться им, то Я истреблю Израиль с лица земли, которую Я дал ему, и храм, который Я освятил имени Моему, отвергну от лица Моего, и будет Израиль притчею и посмешищем у всех народов. И о храме сем высоком всякий, проходящий мимо его, ужаснется и свистнет, и скажет: «За что Господь поступил так с сею землею и с сим храмом?»

Мы внимательно слушаем рассказ нашего гида, уважаемого профессора Марка Зеликмана. Мы, конечно, многое знаем из истории строительства храма, но одно дело, читать о нем в книгах, другое — стоять посреди священного града Иерусалима, прислушиваясь к отзвуку древних стен, своим молчанием удостоверяющих истинность рассказа. Произнося последнюю грозную фразу: «За что Господь поступил так с сею землею…», Марк поднимается со ступеньки, на которой он так уютно сидел, отряхивает широкой ладонью песчаную пыль с колен и ведет нас к храму.

Теперь настало и наше время ужасаться и свистеть. Храма, осиянного славой Господней, не было вовсе. Вместо него на Храмовой горе возвышалась мечеть «Купол скалы». Мусульмане чтут это место наравне с Меккой и Мединой — сюда в свое время прилетал Пророк Магомет на своем странном коне эль-Бураке. У эль-Бурака были крылья, как у Пегаса, лицо прекрасной женщины и павлиний хвост. На вершине горы Магомет встретил архангела Джабраила (Гавриила), который проводил его в небо на встречу с Аллахом. В память об этом удивительном путешествии и была построена круглая голубая мечеть с золотым византийским куполом (архитекторами мусульманского храма были греки-христиане).

А от храма остался кусочек Западной стены, построенный некогда на средства самых бедных жителей Иерусалима — такую малость ушедший Бог оставил евреям. Все остальное истребили римляне. (Варвары, разорившие некогда Рим были добрее к Капитолию.) Впрочем, императора Тита, во времена которого был разрушен храм, тоже можно понять — многочисленные еврейские восстания, объединяемые историками в единую Иудейскую войну, обескровливали римскую армию. Рим был вынужден посылать на южный фронт все новые свежие силы. Маленький народ — вечный пленник то египтян, то вавилонян, то персов, то эллинов, то латинян — в который раз отчаянно сражался за свою независимость.

Уже в двадцатом веке нацисты-теоретики (в обоснование своей людоедской идеологии), в числе «подлых особенностей» евреев, указывали на присущую «унтерменшам» боязливость. Однако враги древних евреев, что филистимляне, что римляне, были слишком хорошо знакомы с их способностью при любой опасности хвататься за первое попавшее под руку оружие — пусть хоть за ослиную челюсть — и разгонять оной челюстью недоброжелателей. В конце концов, это и вынудило Рим стянуть в Иудею отборные легионы и бросить их на Иерусалим.

Осажденный город продержался три с половиной года. Конец был неизбежен. Были отрезаны все возможности доставки в город пищи и воды. Всякого, кто пытался пробраться через линию осады, распинали на кресте. В ход были пущены тараны и наведены подвесные мосты. Римляне хлынули в город, истребляя на своем пути все живое. Немногих уцелевших ждало рабство, в лучшем случае. Но большинство пленников было либо скормлено львам на аренах, либо сброшено с Тарпейской скалы в Риме — на потеху триумфаторам. Римляне превратили Иерусалим в пустыню и назвали это умиротворением. Храм был сожжен, а после, величайшими трудами, разобран…

По субботам здесь запрещено фотографировать. Суббота — нерабочий день, а фотографирование — как никак, работа. Сегодня четверг. Мы подходим к Стене Плача. Здесь мы разделяемся — как и во многих религиях в святых местах мужчины и женщины должны находиться отдельно. Левую часть стены мне созерцать не позволено, левая сторона — для мужчин. Утешаясь мыслью, что нашему фотографу никогда не увидеть массу интересного на моей стороне, бреду направо. Без Марка я чувствую себя неуютно, мне кажется, что оставленная на произвол судьбы, я могу пропустить что-то важное. Жаль. Зато у меня есть серьезное дело, мне нужно послать записочку Богу.

Стена служит почтовым ящиком Господа. Каждая трещинка, каждый крохотный выступ плотно забиты бумажками. Вероятно, в основном это просьбы. Людям свойственно просить — любви, надежды, счастья. Я не успела обдумать свои желания и на ходу накарябала в своей записке: «Привет. У меня все хорошо». Пусть это будет моей благодарностью. Уже на подходе к Стене я припомнила парочку совершенно неотложных просьб, но переписывать было как-то неловко. И моя записка зашуршала на ветру, теряясь среди множества других прошений, молитв, благодарностей. По утрам арабы-подметальщики выметают с площади белые вихри писем, уже прочитанных и принятых Богом.
Продолжение следует.

Автор: Татьяна Олейник.