И по сей день в маленьких комнатках петербургских коммуналок, где неприметно и небогато доживают свой век старушки-блокадницы, в красном углу, рядом с иконами Спаса и Богородицы можно увидеть портрет благообразного старичка с ласковыми глазами в облачении священнослужителя. Заметив ваш интерес, хозяйка скажет: «А это — отец Иоанн Кронштадтский, святой человек». И далее последует рассказ о доброте отца Иоанна и о чудесах исцеления, совершавшихся у его могилы. Кто же такой Иоанн Кронштадтский?

В «Кратком научно-атеистическом словаре» 1964 года читаем о нем: «…протоиерей Андреевского собора в Кронштадте, мракобес-монархист, озлобленный враг революционного движения, ненавистник просвещения и передовой науки». И раскрывается личность малосимпатичная — святоша, демагог, черносотенец и даже, как говорится, «особа, приближенная к императору». Мало чем отличается от данной характеристики и та, что дана Иоанну в книге «Православие: словарь атеиста». Разве что прибавилось еще одно «нехорошее слово» — обскурант.

Думается, однако, что все это не объясняет популярности отца Иоанна среди верующих, весьма далеких и от черносотенства, и от Николая II, и от давно уже не существующего Андреевского собора в Кронштадте, чьим автором, кстати, был великий зодчий А. Захаров, и колокольня которого во многом напоминала башню Адмиралтейства.

Любопытная деталь. В «Санкт-Петербургских епархиальных ведомостях» за 1902—1909 годы, то есть за тот период, когда, казалось бы, должна была широко развернуться «черносотенная» деятельность отца Иоанна, его имя встречается крайне редко. О нем говорят как о добром пастыре и не более того. Надежным источником оказываются, однако, прежде всего статьи и проповеди самого Иоанна Кронштадтского, его основной труд «Моя жизнь во Христе». Дают материал для историка и многочисленные брошюры, ему посвященные.

Кто же он, Иоанн Кронштадтский? Монархист? Безусловно. Но в те годы, прямо скажем, не часто можно было встретить среди духовенства даже хотя бы «конституционного монархиста». Реакционер. Конечно, если судить по нынешним политическим меркам или соотносить его взгляды с революционными настроениями того времени, однако заметим, что никто сейчас не чтит и вообще мало кто помнит имена таких людей, как современники Иоанна — протоиерей И. И. Восторгов или иеромонах Илиодор, в мракобесии коих сомневаться не приходится. А Иоанна чтут…

Чтобы понять причину этого, обратимся к биографии «дорогого батюшки», как называли Иоанна его почитатели. Иван Ильич Сергиев родился 1 ноября 1829 года в селе Сура Пинежского уезда Архангельской губернии в семье псаломщика. Детство его проходило в глуши северных лесов, вдали от центров тогдашней цивилизации. Вот как описывает Пинегу путешественник начала прошлого века: «…Маленький уездный городок имеет около тысячи человек жителей… Оживляется город только ярмарками Никольскою и Благовещенскою, на которые съезжаются купцы из Галича, Каргополя, Архангельска и Холмогор… В Пинеге всего две церкви, да и те своим запущенным видом свидетельствуют о полном равнодушии и нерадении местных толстосумов» Не последний штрих обратим особое внимание.

Состояние священника, прежде всего, зависело от состояния его паствы. А паства в Суре немногочисленна и едва ли богата. Ведь там нет даже тех пинежских «нерадивых толстосумов», которые хоть что-то жертвовали на церковь. Нет и помещиков, дававших деньги на храм, хотя бы ради собственного престижа. Семья Сергиевых была очень бедной и очень религиозной. По сути, это тот самый слой общества, который Н. Г. Помяловский назвал «православным пролетариатом»,— голодный, неимущий сельский причт.

Сын у псаломщика родился таким слабым, что родители, думая, что он может и до утра не дожить, тут же окрестили младенца, дав ему, как случалось по святцам, имя в честь святого Иоанна Рильского, покровителя Болгарии.

В раннем детстве Иван переболел тяжелой формой оспы, не раз бывал на краю смерти. Острая впечатлительность, обстановка набожности в доме не могли не развить глубокую религиозность, доходившую подчас до экзальтации и визионерства. Вот что пишет биограф Иоанна Кронштадтского священник И. Орнатский: «…Уже шестилетним мальчиком Ваня, росший среди суровой природы, но под ласкающим, любящим взором благочестивых родителей, соприкоснулся как бы с небом… Однажды в комнате он увидел необыкновенный свет и Ангела среди него… Мальчик смутился, но Ангел, назвав себя Ангелом-хранителем, обещал мальчику высший покров».

Крайне трудно доставалась ребенку книжная мудрость. «Отец купил для меня букварь,— вспоминал он позже. — Но туго давалась мне грамота и много скорбел я по поводу своей неразвитости и непонятливости. Я не мог никак усвоить тождество между нашею речью и письмом или книгою, между звуком и буквою». С большим трудом учится он и в архангельской приходской школе. Целыми днями сидит за книгой, чередуя занятия с молитвой: «…И молился чаще всего я о том, чтобы Бог дал мне свет разума на утешение родителям». Иван становится одним из первых учеников в школе.

В 1851 году он окончил духовную семинарию в Архангельске и был отправлен на казенный счет в Петербургскую духовную академию. Учился, а чтобы посылать деньги своей овдовевшей матери, брал канцелярскую работу. После Академии поступает священником в кронштадтский Андреевский собор. Он занял вакантную должность вышедшего за штат протоиерея Константина Несвицкого, вступив в брак с дочерью Несвицкого Елизаветой. Случай? Нет. Обратимся еще раз к свидетельству Н. Г. Помяловского. «Бурсак .. заслуживший диплом, дающий, по-видимому, ему право получить место в приходе,— не иначе может достигнуть этого, как обязавшись взять такую-то, по назначению от начальства, казенную, закрепленную девицу… Чтобы не дать умереть с голоду осиротевшим семействам духовных лиц, решились пожертвовать одним из высочайших учреждений человеческих — браком… По смерти главы семейства место его остается за тем, кто согласится взять замуж его дочь либо родственницу».

Брак И И. Сергиева вполне типичен для того времени и для той среды, в которой он жил. О любви тут, по-видимому, говорить не приходится. Ведь женившись, отец Иоанн решает по-прежнему пребывать в целомудрии. Тогда почему же не пошел он в монахи? К тому же, венчавшись, он закрывал себе путь в епископат. Читая воспоминания о. Иоанна Сергиева, можно ответить на этот вопрос. Да, он готовил себя к миссионерской деятельности среди язычников, но, познакомившись с религиозностью самых различных слоев населения Петербурга, решил посвятить себя новообращению в христианство петербургских «язычников». Для этого, пожалуй, столичный приход подходил более всего.

Своим девизом священник Сергиев избирал слова Иоанна Златоуста, говорившего: «избытки богачей есть достояние бедняков, для того Господь оставил бедняков, чтобы богачи милостью к бедным заслужили себе милость от Господа». Проводимые им богослужения резко отличались от служб в большинстве церквей; проповеди со страстными призывами к милосердию и благотворительности, готовность в любой день и час принимать людей, исповедовать, причащать, помочь материально привлекали тысячи страждущих — не только кронштадтцев, но и петербуржцев, а затем и жителей других городов и сел.

Разумеется, такая популярность вызывала у духовенства и зависть, и раздражение. Доносы и жалобы на отца Иоанна доходят до К. П. Победоносцева. Кое-кто увидел в молодом священнике новоявленного сектанта. Всесильный обер-прокурор Синода вызывает его к себе: «Ну вот, вы там молитесь, больных принимаете, говорят, чудеса творите: многие так начинали, как вы, а вот чем-то вы кончите?» — «Не извольте беспокоиться,— спокойно отвечал отец Иоанн,— потрудитесь дождаться конца!». Не раз вызывал к себе И. Сергиева и митрополит Исидор, а епископ Феофан предупреждал в письме отца Иоанна, что тот взялся за такую подвижническую жизнь, которая среди житейских соблазнов и невзгод может привести только к полному краху, а то, что он, не будучи монахом и находясь в супружестве, избрал путь девства, может «породить в духовенстве и народе величайший соблазн».

Продолжение следует.

Автор: Е. Лукашевский.