Джараткару или Джамадагни? А может, Джаядратха или Джарасандха? В «Махабхарате» столько «Дж», что я все время в них путаюсь. Разве упомнишь, кто кем был и чем знаменит?

Все мы, путешественники и паломники, только что проделавшие девятикилометровый путь из Ганготри, лежащего у истоков Ганга, сюда, в Бхайронгхат, остановились на единственном постоялом дворе. Завтра утром, переправившись на другой берег, в Ланку, мы отправимся оттуда в двухдневное путешествие в Ришикеш.

Вечерело. Очутившись на 3000-метровой высоте, окруженные лишь горными вершинами, мы дрожали от холода. Где-то внизу рокотала и пела река, и шум ее, в котором тонули наши слабые голоса, был единственным звуком во всепоглощающем океане безмолвия.

Пытаясь согреться, мы прихлебывали чай из щербатых чашек и коротали время за разговором. Вдруг кто-то стал припоминать: какой же это царь — его имя, помнится, начинается на «Дж» — совершал то великое жертвоприношение, во время которого впервые прозвучала «Махабхарата»?

Начали гадать, но все впустую. Ответ неожиданно подсказал наш хозяин — человек средних лет, внешне весьма заурядный, но от лица, улыбки и голоса которого так и веяло старой Индией. «Да нет,— сказал он на хинди (языке, понятном всем нам — и бенгальцам, и выходцам из Южной Индии, и уроженцам других районов страны), — это был царь Джанамеджая, сын царя Парикшита; по его повелению Вайшампаяна, любимый ученик Вьясы, автора «Махабхараты», рассказал ее во время совершавшегося царем жертвоприношения».

А кто же такой Джараткару? Ну как же, это отец святого Астики, который спас жизнь змею Такшаке, когда Джанамеджая, совершая свое великое жертвоприношение, взялся притеснять змеиный род.

Войдя во вкус, хозяин рассказал нам обо всех «Дж», которые мы только вспомнили: и о Джамадагни, и о Джаядратхе, и о Джарасандхе, с подробностями живописуя деяния каждого.

Время бежало, но мы не замечали его, зачарованные рассказом, перенесшим нас во дворец Джанамеджаи. Неграмотный хозяин постоялого двора сотворил чудо, превратившись для нас в самого мудреца Вайшампаяну. В тусклом свете масляной лампы в углу виднелся силуэт человека, стоящего на одной ноге. Быть может, это был «садху» — святой аскет? Мы слышали, что вот уже целый год он стоит так по обету, не меняя позы. Этот человек, словно оживший персонаж «Махабхараты», как нельзя лучше дополнял картину, служа живописным фоном нашей беседы.

Очутившись как бы вне времени, мы начинаем постигать глубину народной мудрости, утверждающей: того, чего нет в «Махабхарате», нет и во всей Индии. И вот уже в наших венах струятся воды Ганга, наши сердца — Курукшетра, где восемнадцать дней бились Пандавы с Кауравами. Эта битва бушует в наших собственных душах — каждый из нас ведет ее с самим собой. А Ганг, разве он не исток «Махабхараты»? Разве не богиня Ганга приняла человеческий облик, чтобы стать женой царя Шантану и подарить ему восьмерых сыновей, младшим из которых был могучий Бхишма?

«Махабхарату» нужно слушать. Сегодня, как в былые времена, миллионы людей рассказывают ее и внимают ей во всех уголках страны. Ей всюду найдется место — и на народном празднике, и в театрах катхакали и якшагана, и в представлениях кукольников. Каждый, будь он грамотен или нет, испытал на себе неодолимую притягательную силу сказания и его влияние. Малыши впервые узнают его, играя на коленях своих бабушек, а скука деревенских вечеров и сегодня рассеивается, когда, завершив дневные труды, крестьяне собираются в храме или просто под деревом, чтобы еще раз послушать, как кто-нибудь читает «Махабхарату». Шумные базарные площади таких городов, как Калькутта, и по сей день волшебно преображаются по вечерам, когда повсюду, где только можно примоститься, люди собираются группками, чтобы послушать какой-нибудь эпизод из нее и его толкование рассказчиком.

Традиция передачи «Махабхараты» из уст в уста сама по себе священна. Да и многие ли могут прочесть ее в Индии, где уровень грамотности составляет лишь около 37%? Но спросите первого встречного, кто такой, например, Арджуна, — и услышите, сколько он вам расскажет.

С именем Арджуны связано у меня еще одно воспоминание. В детстве мне довелось побывать с отцом в Махабалипураме, и, помнится, я имел глупость отпустить какую-то дурацкую шутку в адрес тамошней знаменитой скульптуры, известной под названием «Покаяние Арджуны». Глядя на эту статую, изображающую Арджуну стоящим на одной ноге, в позе, очень напоминающей ту, в которой стоял садху, встреченный мной много лет спустя на постоялом дворе в Бхайронгхате, я принялся потешаться над глупостью, как мне тогда казалось, тех, кто «носится» с памятью о человеке, которого вовсе не существовало. Реакция моего отца была немедленной и резкой. «Ну уж если Арджуна не существует, то кто же тогда существует? Может, ты или я? Мы то как раз приходим и уходим, а Арджуна остается. Он воплощается в нас и живет в нашем воображении. Он более реален, чем любая так называемая реальность нашего мира».

Созданная несколько тысячелетий назад, воплотившая все характерные черты подлинного эпоса «Махабхарата» остается для индийского народа неиссякаемым источником духовной силы. Многие поколения талантливых писателей и поэтов неустанно обогащали творение Вьясы, пока наконец оно не обрело сегодняшнюю форму, став крупнейшим эпосом мира. Материал, который на протяжении нескольких столетий дополнялся первоначальный текст был весьма разнородным: и легендарным, и географическим и философским; одним словом в него включали все, что считалось достойным сохранения. Поэтому «Махабхарата» особенно в эпоху, когда книгопечатание еще не существовало, была своего рода национальной библиотекой, пополнить которую означало обогатить национальное наследие. Память о величии этого эпоса хранится не столько на страницах книги, сколько в сердца людей.

Автор: Локенат Бхаттачарья.