При дальнейшем рассмотрении эпилога евангельской истории в изложении трех синоптиков и четвертого евангелиста обнаруживаются, казалось бы, незначительные противоречия, касающиеся восхождения Иисуса на Голгофу и участия в этом эпизоде Симона Киренского. Согласно синоптикам, накануне казни Иисус был настолько измучен пытками и так обессилел, что на Голгофу Его крест нес Симон Киренский. Четвертый евангелист не только замалчивает роль Симона Киренского, но подчеркнуто утверждает, что Иисус сам нес «крест Свой» (Инн. 19: 17).

Это разночтение одним из первых заметил Д. Штраус еще в середине XIX века. Он предположил, что скрытая полемика четвертого евангелиста с синоптиками была направлена против докетической христологии, которая, как это ни странно, формально опирается на синоптическую традицию.

Пусть читателю не покажется, что мы заняты второстепенными персонажами Великой Книги. В этих рассуждениях содержится ключ к одной из главнейших догм христианства — к тайне природы Иисуса Христа. Согласно церковному учению, человеческая природа Иисуса тождественна нашей: «Единосущный нам по человечеству» (Халкидонский догмат), «Человек Иисус Христос, подобный нам во всем, кроме греха». Во время преображения эта человеческая природа пронизывается Божественными энергиями. В акте воскресения она переходит на более высокую ступень своей реализации, но при этом остается человеческой, отличающейся от Божественной природы. Две природы Иисуса Христа — Божественная и человеческая — соединены «нераздельно», но в то же время «неслиянно» (Халкидонский догмат).

Однако этот догмат был сформулирован после длительной полемики, в частности против докетизма. Дело в том, что крайним проявлением мистического отношения к Христу было отрицание Его телесности, признание в Нем лишь духовной, божественной сущности, облеченной призрачной плотью, — чистый докетизм (от греч. «призрак» — подобие). Существовало представление о том, что Иисус Христос являлся ученикам то в виде старца, то в виде отрока, чем доказывалась призрачность Его внешнего облика. Самому апостолу Иоанну, любимому ученику Иисуса, приписывались свидетельства в Его бесплотности. Некоторые докеты, отвергая плотское рождение от Девы Марии, допускали призрачное рождение, считая, что Иисус прошел через Свою Матерь, «как вода через трубу». По мнению одних мистиков, у Иисуса было тело психическое, по мнению других — пневматическое, т. е. духовное (лишенное всякого соприкосновения с материей).

Иные считали, что тело Иисуса было составлено из высших космических элементов, например из субстанции небесных светил, а по мнению так называемых гайматитов (от греч. «кровь»), Иисус, не имея плотского тела, был связан с человеческим естеством кровью. Могло ли такое Существо быть казненным?

Один из ересиархов середины II века Василид возродил старую докетическую версию о том, что на Голгофе был распят не Иисус из Назарета, а Симон Киренский. Согласно Василиду, Верховный Бог, нерожденный и неизречимый Отец, видя гибель людей, находящихся под властью злых сил, которые сотворили мир, послал для спасения человеческого рода своего Первородного Сына — Разум, Того, Кого называют Христом, чтобы освободить уверовавших в Него. Василид, как и докеты, учил, что Христос не мог быть распят, потому что не имел плотской природы и вообще был противоположен материи.

Рассматривая докетическую христологию в связи с синоптической традицией, Д. Штраус пришел к выводу, что версия Евангелия от Иоанна возникла позже синоптической и явилась полемической реакцией на докетизм. Она должна была нейтрализовать его, и в этом объяснение, почему в нем отсутствует Симон Киренский.

Полемику с докетизмом приходится относить к еще более раннему времени. Более того, даже при простом прочтении канонических Евангелий обнаруживается, что докетизм вышел едва ли не из канонической традиции. Вспомним, что даже ближайшие ученики Иисуса в некоторых случаях, приводимых в канонических Евангелиях, не узнают своего Учителя. Так, во время хождения по водам и после схождения с горы они принимают Иисуса за призрак (см.: Мф. 14: 22—27: Мк. 6: 45—56; Инн. 6: 16—27). Сюжет Преображения Иисуса на горе Фавор, очевидно, не случайно опущенный в Евангелии от Иоанна, указывает на эволюцию материально-физического тела Иисуса в тело энергийно-световое, которое, согласно Евангелию от Луки (Лк. 9: 29—30), сопровождалось изменением лица Иисуса, представшего апостолам как незнакомое и являвшего собой Мессианский Лик.

Характерно, скажем, и то, что один и тот же сюжет хождения воскресшего Иисуса с Клеопой и другим учеником в Эммаус, во время которого обсуждался вопрос о мессианском достоинстве, встречается как в канонической, так и в гностической традициях. Заметим что, согласно канонической традиции, Клеопа и «другой ученик» до последнего момента не могли узнать Учителя.

Далее. По Евангелию от Луки, воскресший Иисус внезапно появляется в Иерусалиме среди учеников. Охваченные ужасом, они вновь принимают Его за призрак (см: Лк 24: 36—42). После этого эпизода следует догматическое наставление, цель которого явно состоит в том, чтобы опровергнуть докетические представления: Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои: Это Я Сам: осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги» (Лк 24: 38—40). По дальнейшему повествованию, когда апостолы «от радости еще не верили и дивились», Иисус попросил пищу и съел часть печеной рыбы, а также сотовый мед (см.: Лк. 24: 41—42). Теперь уже нетрудно понять полемический смысл этого эпизода.

В Евангелии от Иоанна апостолы, выйдя на рыбную ловлю, также не сразу узнают воскресшего Иисуса, стоявшего рано утром на берегу Тивериадского озера. Наконец, любимый ученик Иисуса, Иоанн все же узнает Учителя и говорит Симону-Петру: Это Господь!»

В дополнение к изложенному отметим, что в средневековых греческих, а также сирийских и армянских рукописях Евангелий от Матфея и от Марка в передаче эпизода о предстоящей казни Иисуса Христа, Сына Божьего и разбойников, один из последних известен не только по мессианскому титулу Варава, что в переводе с арамейского означает Сын Отца (эквивалентно мессианскому титулу Сын Божий), но он также поименован Иисусом. В переводе Нового Завета, выполненном Лютером, а также в переводах на новые языки имя Сына Отца — Иисус — опущено. Данная экстраполяция, видимо, носит тенденциозный характер, поскольку обнаруживается, что перед судом Пилата в один и тот же день предстали два человека и оба они имели одинаковые имена — Иисус, более того, оба носили эквивалентные мессианские титулы — Сын Божий и Сын Отца.

Согласно дальнейшему повествованию, Иисус — Сын Отца был помилован и отпущен на свободу, а Иисус — Сын Божий был распят на кресте. В этом полемическом рассказе евангелистов видится один из решающих аргументов, направленных против докетической христологии: авторы канонических Евангелий соглашаются с утверждением локетов, что Иисус, носивший мессианский титул Сын Отца, избежал смерти, но он и изображен обыкновенным разбойником, в отличие от настоящего Мессии — Иисуса — Сына Божьего, который претерпел смертную казнь на кресте. Но даже этого мало для достижения уже известных полемико-догматических целей; евангелисты сообщают еще об одном приеме знаковой идентификации — на кресте, на котором распят Иисус, прикрепляется табличка с надписью на трех языках: «Иисус из Назарета, Царь Иудейский».

«Полемист отлично знает, какой создать диалогизирующий фон под… слова противника, чтобы исказить их смысл, — писал М. М. Бахтин. Эта мысль нашего великого современника оказывается ключевой для понимания многозначных произведений. Итак, евангельская каноническая версия о предательстве Иисуса одним из Его ближайших учеников Иудой Искариотом, разнобой евангелистов относительно Симона Киренского и древние представления, согласно которым перед судом Пилата в один и тот же день предстал не только Иисус — Сын Божий, но и другое лицо с тем же именем Иисус и тем же мессианским титулом: Иисус — Сын Отца (Варавва), преследует цель идентификации, которая устанавливает, что был арестовав именно Иисус Назорей, а не какое-либо второе лицо, и что именно Он, а не кто-нибудь другой, был подвергнут смертной казни.

Марк Блик тонко отметил: «Христианство — религия историков. Другие религиозные системы основывали свои верования и ритуалы на мифологии, почти не подвластной человеческому времени. У христиан священными книгами были книги исторические… Христианство… по сути, религия историческая, т.е. такая, в которой основные догмы основаны на событиях».

И вместе с тем христианские догмы, основанные на евангельских событиях, глубоко авторитарны. «Авторитарное слово требует от нас безусловного признания, а вовсе не свободного владения и ассимиляции. Оно входит в наше сознание компактной и неразделимой массой, его нужно или целиком утвердить, или целиком отвергнуть… Его нельзя разделять: с одним соглашаться, другое принимать не до конца, третье вовсе отвергать — писал М. М. Бахтин. Думается, лучше сказать о соотношении священных текстов и рационального знания невозможно.

Автор: М. Блинов.