«Прежде чем отдаться телу, душа прислушивается к божественной гармонии, и поэтому уже даже после воплощения, слыша звуки, лучше сохранившие божественный след гармонии, она каждый раз им радуется, потому что они напоминают ей о божественной гармонии, к которой она стремится, с которой сливается и разделяет так, как только это возможно». Эта цитата из произведения сирийского философа Ямвлиха «Египетские тайны» позволяет включить вопрос религии в круг широкой проблематики связей между ритмом и культурой. Еще раньше Платон в дискуссии о поэтическом вдохновении говорил о «танце души». Он думал, что после воплощения души ее танец сопровождается «танцем тела», основанным на естественной пульсации, которой религия предписывает святой характер.

В современном мире нам соблазнительно думать, что биологические ритмы, которые несут покой, регулярность или, наоборот, возбуждение, вызывают у нас чувство причастности к сверхъестественной реальности, но Ямвлих, духовный наследник Пифагора и мистических культов, придерживается совершенно противоположных взглядов. По его мнению, «танец тела» есть не более и не менее как воспроизведение «танца души». Ритмы тела обязаны своему существованию врожденному присутствию всеобъемлющей энергии, которую древние греки назвали «гармонией».

ЯЗЫКОМ ЖЕСТОВ

Похоже, что слова «ритм» и «гармония» происходят от общего индоевропейского корня. Основной идеей здесь является идея корреляции составляющих, способной создать одно органическое целое. Вот почему до того, как во времена Платона слово «ритм» приобрело современное содержание, оно включало в себя еще и понятие «формы», меняющегося узора, способного принимать те или иные состояния в зависимости от определенных мероприятий и категорий движения. Сразу же на ум приходит танец, и в то же время стоит взглянуть и на другой, этимологически близкий термин «рита», взятый из санскрита, срок, который определяет гармоничный набор поз или жестов, призванных поддерживать или воспроизводить мировой порядок, первоначальную организацию действительности по Божьему замыслу. Близким к слову «рита» является слово «риту» со значением момента, времени года, перехода в другое состояние. В этом пространстве между ритмом и ритуалом, между вибрацией, удостоверяющей наличие жизни, и сакрализацией жизни средствами канонических жестов содержится и изобилует сфера религий.

Так, например, в классическом Китае, когда сын выполняет в знак траура по отцу серию предусмотренных протоколом подпрыгиваний, то он не только выявляет свою скорбь средствами устойчивой ритуальной жестикуляции, но и передает мимикой смерть и переход в другой мир, потому что связанный с прерывностью скачок символизирует разрыв между двумя состояниями, между двумя мирами. Он изображает развод во время церемониала, который позволяет ему примириться с потерей и сделать ее приемлемой в психологическом и социальном плане.

Другим важным словом является «жест», который происходит из романских языков и которому предшествовало латинское слово «gerere» со значением «действовать», «осуществлять». Истоками религиозного жеста является обычное, естественное действие, изменение ночи и дня, даже еще более простые элементы, такие как дыхание или пульс. Однако он этим не ограничивается, а набирает более широких измерений, связанных с мифами и культурным сообществом. Во французских выражениях типа «песня жеста» (переводится как «дума, предание») или «жест франков» («деяния, подвиги франков») можно заметить весьма специфическое использование слова «жест», что предоставляет религиозный жестовый характер подвига, определенный транс исторической модели. Без такой символизации, которая отличает их от других человеческих действий, религиозные жесты потеряли бы свою силу.

То же касается и транса, на которых строятся некоторые из древнейших социальных ритуалов. В клиническом плане он характеризуется спазматическими движениями, которые могут быть как спонтанными, так и вызванными культурными стимулами, в частности музыкой, игрой света или токсичными веществами. В общем, неопытный наблюдатель может толковать такие движения как патологические проявления — или излияния — невыносимого социального угнетения, как явление, сопровождающие форму занятие. Однако в специфический религиозный жест транс превращается благодаря тому обстоятельству, что он является пределом между жизнью и смертью, между человеческим и нечеловеческим, между умом и безумием.

«Ритм», «жест», «транс» все это включает в себя понятие перехода от естественного состояния, определяется регулятивными нормами человеческой жизни, к «другому» состоянию. Такого перехода можно достичь только тогда, когда эти нормы используются для достижения других целей — экстаза, терапии, слияние с космическими силами или добавления к Богу.

Переход от природных ритмов к святым жестам порождает напряжение между двумя полюсами — полюсом еще не символизированного биологического существования и полюсом жизни, считаемой духовной, поскольку она дает смысл всей культуре. Люди сознательно дают строй явно случайной природе циклов, которые для них естественны: они регулируют свое дыхание или следят за биением сердца так, чтобы в дыхании и пульсе лучше оказывался «божественный следу гармонии», по словам Ямвлиха. Итак, биологическая жизнь перестает быть чем-то обыденным и незначительным и становится носителем божественного. Именно на этой концепции основывается большинство ритуалов посвящения, которые имеют целью дать неофиту «второе рождение».

Продолжение следует.

Автор: Изе Тардан-Маскелье.