Открытые глаза Египта. Часть вторая.
Египтяне верили, что души убитых, но непогребенных людей продолжают «льнуть» к своему физическому телу, при этом они обнаруживают себя как привидения, могут стонать, плакать или обнаруживать свое присутствие каким-либо иным образом; чтобы удалить их из посюсторонней сферы в загробный мир, необходимо должным образом бальзамировать труп и совершить погребение.
Искусство бальзамирования в Египте достигло своего расцвета и осталось непревзойденным. Технология его подробно описана и нет нужды на ней останавливаться. Обратим внимание, что мозг, сердце, печень и другие внутренности помещали в четыре особых сосуда — канопа, а тело усопшего клали в натрий на 70 дней (период сакральный).
Лицо умершего у мумии сохраняло естественные, сугубо индивидуальные черты. В руки вкладывали своего рода разрешительную грамоту — «Книгу мертвых», превосходно иллюстрированную, в которую жрецы вписывали: «Озирис+(имя умершего) — восшел к соединению со Всесвятым» (Озирисом).
Уже в эпоху Древнего царства фараоны считались в Египте служителями Озириса и Гора, которые, благодаря магическому погребальному обряду, так же оживают после смерти, как ожил Озирис, а потому и отождествлялись с ним. Первоначально бессмертием в загробном мире наделяли лишь фараонов, и лишь они имели право писать магические заклинания, обеспечивающие загробную жизнь, на стенах своей погребальной камеры, а также одаривать бессмертием членов своей семьи, вельмож и слуг.
Начиная с эпохи Среднего царства с Озирисом стали отождествлять не только фараонов, но и каждого умершего египтянина, который, подобно Озирису, возродится для вечной жизни. К этому времени относится расцвет египетского искусства, в особенности портрета. Говоря о разительном сходстве с оригиналом в фаюмских портретах, Андрей Синявский считает, что это сходство продиктовано необходимостью души «забронировать» для себя место на будущее. Сугубо реалистический портрет для египтян — «координаты отбытия и воскресения», указатель для души, чтобы не заблудилась в своем потустороннем странствии.
Существует глубокая преемственная связь между древнеегипетским и христианским искусством. По мнению о. Павла Флоренского, египетское искусство получило строго канонический характер и воплотилось в непреложных священных формулах. Отсутствие прямой перспективы в изображениях древних египтян доказывает зрелость и даже старческую перезрелость их искусства,— «ради религиозной объективности и сверхличной метафизичности».
Рассмотрим наиболее популярную в египетских изображениях композицию, запечатлевшую мистический переход человека от земной жизни в загробный мир, которая оказала несомненное влияние на христианскую иконографию. Это символическое изображение египетского происхождения на саване, заимствованное в эллинистический период Грецией и Римом.
Почивший предстоит на ритуальной ладье (барке), украшенной лотосами, перед входом в храм Озириса, где одухотворенное его тело в образе мумии (слева) будет продолжать жить другою жизнью — жизнью «двойника». На стене храма на фоне текущей в вечность священной реки можно различить четыре канопа в форме человека, шакала, павиана и сокола, чуть ниже — бога Тота в образе павиана, держащего весы и свершающего суд над душою почившего, а также гения смерти в виде черного человеческого скелета.
Имбальзаматор Анубис из свиты Озириса, обняв усопшего, поддерживает его для мистического таинства «одухотворения» на особом помосте; три маленьких гения смерти при помощи багров отчаливают ладью от берега смертных, четвертый гений стоит на носу и исполняет функции кормчего; самого Озириса не видно,— он восседает в это время на троне внутри храма, ожидая прибытия на суд ответчика, которого должен подвести к трону Горус.
Замечательно, что здесь (как и на христианских иконах впоследствии) запечатлена длящаяся последовательность событий (житие) на одной плоскости, включая повторяющиеся изображения одного и того же действующего лица.
Усопший на священной ладье преображается, приобретает форму своего двойника (в виде мумии); четырехугольный нимб сменяется круглым, указывающим на переход в лучистый мир света; в руках у почившего оказываются атрибуты власти — бич и крюк (жезл). По правую сторону круглого нимба изображен крылатый лев с солнечным диском, хранитель гробниц; по левую сторону — тот же бог Тот, но уже в образе человека, а не павиана. Проходя положенные ей «мытарства» в подземном царстве, душа умершего могла избежать всевозможных чудищ при помощи заклинаний и молитв. Этому посвящена специальная 125-я глава «Книги мертвых», с перечнем грехов, в несовершении которых должен был оправдаться подсудимый.
В оправдательных речах умершего приведен исповедальный перечень этих грехов и названы по именам все 42 божества (члены суда), ведающие тем или иным грехом, а также места их особого почитания в Египте:
«О Усех-немтут, являющийся в Гелиополе, я не чинил зла! О Хепет-седжет, являющийся в Хераха, я не крал! О Денджи, являющийся в Гермополе, я не завидовал! О Акшут, являющийся в Керерт, я не грабил! О Нехехау, являющийся в Ра-Сетау, я не убивал! О Рути, являющийся на небе, я не убавлял от меры веса!» и т. д. (далее отрицаются следующие грехи: лицемерие, святотатство, ложь, ворчание, клятвопреступление, насилие, подслушивание, пустословие, ссора из-за имущества, прелюбодеяние, совершение непристойного, угрозы, нарушение правил, гнев, глухота к правой речи, грубость, болтливость, кощунство, клевета и др.). Как видим, моральный кодекс египтян тщательно разработан и не уступает своду нравственных предписаний в христианстве.
Замечательно, что в 1-й оправдательной речи умершего содержится отрицание следующих «экологических» грехов: «я не останавливал воду в пору ее», «я не преграждал путь бегущей воде», «я не портил хлебы», «я не сгонял овец и коз с пастбища их», «я не ловил в силки птицу», «я не ловил рыбу богов в прудах» и т. п.
Во время этой исповеди покровитель умерших бог Анубис (впоследствии сам Озирис) совершает так называемую психостасию — взвешивание сердца умершего на особых весах, уравновешиваемых тяжестью истины (статуэткой богини правосудия Маат или другим ее символом, например, пером). Равновесие означало, что исповедник говорит правду и является праведником, следовательно, заслуживает оправдания — спасения. Спасенный оживал для блаженства на райских полях иару (аанру), в противном случае его поглощала «Великая пожирательница» Амемит (или Амт), изображаемая в виде льва с головой крокодила, что означало нисхождение в ад — кернетер.
Рай, по верованиям египтян, находится в сфере неподвижных звезд, вход в которую на востоке, где восходит солнце; вступающие сюда праведные души уподобляются богам и вкушают вечное блаженство в роскошных долинах, орошаемых небесным Нилом; блаженство в полной мере наступит, когда их души соединятся с телами, но когда это произойдет, остается неясно. Следует добавить, что для особо праведных душ (мы бы сказали — святых) возможно восшествие по Млечному Пути в рай более высокого порядка, где они навеки соединяются с премирным божеством.
Замечательно, что правая сторона на полях иару, согласно 5-й главе «Книги мертвых», предназначается для священных животных: быков, коров, овец, коз, собак, кошек и т.д.; таким образом, и животные наследуют блаженство после телесного воскресения, к вящей радости любителей «меньших братьев». (Н. Бердяев, не представлявший себе Царствия Небесного без своего любимого кота, был бы этим очень утешен.)
Осужденные грешники вступают в место мрака, их ожидают страшные муки в огненном бассейне, истязания духами-мучителями и даже вечная смерть, то есть уничтожение и небытие.
Как и в христианском вероучении, между адом и раем (кернетером и иару) пролегает непроходимая бездна, переход туда или обратно невозможен. Знаменитая евангельская притча о нищем Лазаре и богаче, оказавшихся после смерти в разных запредельных сферах — на лоне Авраама и в аду (Лк. 16, 19—31), навеяна египетским фольклором. В ней праотец Авраам говорит грешнику из рая: «Между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят» (Лк. 16, 26).
У египтян, однако, имеется аналог чистилища,— не в пространственной сфере (как у католиков), а во времени, наподобие 40-дневных мытарств души после кончины, по воззрениям православия. Во 2-й части «Книги мертвых» повествуется об особой судьбе тех умерших, которые не отягощены смертными грехами или не стяжали праведности, то есть не попали ни в ад, ни в рай. Их участь определяется по таблице переселений душ, находящейся в руках бога луны Ио-Тота (это своего рода «кармическое зеркало», гораздо сложнее Периодической таблицы Менделеева). Согласно законам кармы (такого термина у египтян нет, но содержание учения ему вполне соответствует), души таких грешников проходят путь покаяния в долгих странствиях (по Геродоту, в течение 3000 лет) и могут воплощаться не только в человеческом, но и в животном теле, и даже в растении («а если туп как дерево, родишься баобабом», — пел как-то Высоцкий). Пройдя через чистилище, очищенные души делаются способными войти в рай.
Сравнивая египетские верования с христианскими, православный автор делает следующий вывод: «Вечное, личное, бессмертное бытие души в наидревнейшем сознании египтян представляет следующие пять периодов: 1) предсуществование души без тела; 2) жизнь на земле в теле; 3) жизнь в аменти (загробном мире) без тела; 4) душепереселение — жизнь в телах; и, наконец, 5) жизнь опять со своим человеческим телом». Все это явным образом противоречит отрицанию и пренебрежению к телу в буддизме, неоплатонизме, всякого рода спиритуализме; и все это естественным и органическим образом сближает христианство с религией древних египтян. Ведь телу в христианской антропологии придается положительное и безусловное значение, оно рассматривается как первозданная сущность, как храм для души и Святого Духа; основные догматы христианства — о Боговоплощении («Слово плоть бысть») и о телесном воскресении.
Продолжение следует.
Автор: В. Никитин.