По Тагору, «основополагающее желание жизни есть желание существовать» («Религия человека»). Существование человека есть крупица существования мира в целом. Человеческая личность и космическая универсальность состоят в свободном союзе неиссякаемой по выразительности гармонии. Если о человеке говорят, что он прирожденный художник, значит, его ни на миг не отпускает эта страсть к самовыражению. Ему мало жить в мире. Он жаждет выразить его, показать людям, поделиться с ними. Человек должен знать мир, в котором живет. Если он хочет, чтобы в его существовании присутствовало творческое начало, он обязан изменять мир либо силой воображения, либо с помощью техники.

Силой воображения он хочет исправить недостатки исповедуемого мировоззрения. С помощью техники он хочет изменить мир по образу, который сложился в его сознании. Без науки, техники и искусства как инструментов духовного поиска человек не в состоянии проникнуть в тайну гармонии между существованием личности и Вселенной. Осознавая эту гармонию, но не в силах воплотить ее в жизнь, человек похож на влюбленного в разлуке или, говоря словами Тагора, мучим «вечной тоской по дому». Это естественная, не патологическая тоска. Она не пагубна. Это боль творчества, муки, сопровождающие рождение стихотворения или живописного полотна. Творческое сознание всегда несет в себе элемент отчужденности или отлучения.

Будучи неизменно в удалении от своего идеала, желанной гармонии личности и Вселенной, человек всегда, сознательно или нет, страстно тянется к нему. Важным проявлением этого стремления является наше историческое сознание. Прошлое нашей страны — не мумифицированный покойник. Оно живет. Зачастую оно приходит в движение. Мы воспринимаем выдающихся людей прошлого не как застывшие факты, а как живые исторические образы. Переживая вновь и вновь свое прошлое, мы можем оживить настоящее и смело смотреть в творческое будущее.

Для освобождения от закоснелых институтов прошлого мы должны призвать свои внутренние ресурсы, силы и радость сознания, подлинности и существования. Отчасти с усмешкой, но в основном всерьез Тагор критически отзывается о двух из множества индийских отживших институтов, а именно даруга (начальник полиции) и гуру (духовный наставник). Он саркастически замечает, что мы не можем обойтись без гуру, ибо обделены духовно. Даруга нужен нам потому, что в нас нет самодисциплины. Всякий раз, как человек вынужден ставить себя в зависимость от внешних институтов, происходит его отчуждение от собственной личности, внутреннее духовное обнищание.

Именно по этой причине Тагор в своей концепции свараджа настаивает на необходимости и обновления исторического сознания, и расширения вселенского сознания. Даже в дни расцвета националистического движения он продолжал утверждать важность интернационализма и вселенского мировоззрения. Своими истоками его представления о прошлом и о мире в целом уходят глубоко в его внутренний мир.

Тагор определяет человека как личность и часть Вселенной. Это определение весьма проницательно. Оно дает ключ к пониманию человеческой природы не только национализма и интернанионализма, но также Истины и Красоты.

Когда мы говорим о человечности Красоты, это звучит не слишком странно. Во всяком случае, это не выше нашего понимания, хотя и требует разъяснений. Иное дело — утверждение о человечности Истины. Тагором много написано по этому поводу.

Пожалуй, наиболее интересные мысли в связи с данным предметом он высказал в споре с Эйнштейном. Как и Тагор, Эйнштейн был против тезиса о двух культурах, против деления на искусство и науку. Человек искусства занимается, прежде всего, самовыражением. Однако, выражая себя, он выражает и мир. В науке главной заботой человека является познание мира, особенно его структур и подструктур, в проявлениях законов природы. И здесь тоже мир находит свое выражение в человеческой мысли и через нее. Познаваемое, то есть сам мир, не есть творение человеческих рук. Однако научное выражение его предметов, познанных и истолкованных человеком, неизбежно несет на себе печать человеческой личности, ее особенностей и оттенков.

Наподобие Тагора Эйнштейн готов признать, что Красота по сути своей человечна. Когда Тагор утверждает, что с исчезновением людей исчезла бы и красота «Аполлона Бельведерского», Эйнштейн согласен с ним. Но его согласие распространяется только на Красоту и не относится к Истине. Истина, говорит поэт, как и Красота, реализуется через человека, однако для ученого это звучит неубедительно, и он подтверждает свою точку зрения, а именно: человеческая природа Истины недоказуема. Его доводы сводятся к следующему. Когда речь идет об Красоте, вопроса доказуемости не возникает. Здесь ученый согласен с поэтом в его гуманистической характеристике Красоты. Однако научная характеристика Истины требует абсолютной доказуемости. А это требование неудовлетворимо.

Поэта ничуть не смущает данный аргумент ученого. Со своей стороны он пытается показать, что Истина, как и Красота, реализуется, вернее, реализуема, через «наши собственные ошибки и промахи… накопленный опыт… просветленное сознание». Поэт понимает так: Доказательство и Истина, безусловно, не одно и то же. Доказательство относится к Истине, а Истина не висит в воздухе сама по себе. В данном контексте ссылка Эйнштейна на объективную истинность теоремы Пифагора не слишком удачна. Ведь существуют системы неевклидовой геометрии, в которых теорема Пифагора — никакая не теорема и тем более недоказуема. Поэт мог бы отметить, что эйнштейново пространство — не то же, что евклидово. Однако это не значит, что релятивистская картина мира, нарисованная ученым на основе этого представления, оказалась ложной. Законы относительности стали истинными в Эйнштейне и через него. Но тот факт, что они не оказались ложными после смерти ученого, не опровергает человеческой природы и приемлемости Истины его законов.

В этом смысле примечательны выражения, используемые Тагором: «наши ошибки», «наш опыт», «наше сознание». Появление или исчезновение того или иного ученого ничего не меняет в общественном межсубъективном, то есть вселенском, характере открытой им научной Истины.

Интересно припомнить, что то же мнение относительно человеческого происхождения Истины отстаивал, подобно Тагору, немецкий философ Мартин Хайдеггер: «До первого появления Дасеина (Человека) не было истины; не будет ее и после исчезновения Дасеина… Через Ньютона стали истинными его законы; а благодаря им Человеку… стала доступна объективная реальность, [для которой верны эти законы]» («Бытие и время»), В понимании философа-экзистенциалиста и поэта Истина имеет, безусловно, человеческое происхождение. В то же время она остается межчеловеческой, или вселенской, по своему характеру. Если вдуматься, это вряд ли может ущемить чьи-либо научные убеждения. Ведь наука не бесчеловечна. Как и художественная Красота, научная Истина, порожденная человеческим сознанием, воспринимается по-человечески, с точки зрения нашего опыта и нашего сознания.

Прозрачное восприятие Тагором Истины и Красоты вписывает новую главу в историю индийской культуры. По прошествии долгого времени люди с новой остротой ощутили в его произведениях поразительную человечность, прозрачность Истины и радость Красоты.

Автор: Д. П. Чаттопадхьяя.

P. S. Духи вещают: И если подумать, во всем творчестве несравненного Рабиндраната Тагора скользят две вещи: красота и здоровье, причем не только в буквальном, но и духовном понимании. Красота духовная, это именно так красота, которая спасет мир, а здоровье, прежде всего, здоровье нашей души, ведь если душа будет здоровой, то и тело не будет болеть, об этом уже и наука современная говорит.