…Представим себе человека, впервые попавшего на православное богослужение. И не в обычный день, а в праздник Рождества — один из самых великих для христианина. За стенами храма — мороз, а здесь — жаркое потрескивание свечей, аромат хвои, тишина ожидания, в лицах людей — тихая и торжественная взволнованность.

И слова рождественского тропаря, конечно же, непонятные непосвященному: «Тебе кланятися, Солнцу правды, и Тебе ведети с высоты Востока…» («Поклоняться тебе, Солнцу правды, тебя познать с высоты Востока…»). Здесь речь идет о «волхвах» — восточных мудрецах, которые по велению необычайного светила (наверное, кометы) пришли поклоняться Младенцу Христу — Солнцу правды.

Обратим внимание на слова «с высоты Востока», задумаемся о них. Сегодня каждому ясно, что христианство — это вселенская, западно-восточная религия… А углубляясь в духовные и культурные его корни, мы открываем для себя неожиданные ракурсы постижения великих внехристианских духовных традиций Востока. Обнаруживаем глубинные связи…

Христианство «разошлось» с иудаизмом, но усвоило почитание древнееврейских священных текстов, составляющих Ветхий Завет. Во всем православном богослужебном чине, в гимнографии, в иконографии, в церковной утвари — многочисленные ветхозаветные реминисценции, напоминающие о библейских сюжетах и персонажах, о Иерусалиме, о Ветхозаветном храме…

И в исламе тоже есть библейские корни, в нем почитаются ветхозаветные пророки и новозаветные персонажи, признается пророческое служение Иисуса Христа, почитается Его Матерь — Дева Мария. Это важно помнить для христианско-исламского диалога и взаимопонимания — не только в сегодняшнем, но и в завтрашнем мире.

Зороастризм, древняя религия Ирана, когда-то в известной степени повлияла на становление трех монотеистических религий. Его роднит с христианством одна глубокая духовно-нравственная сторона: настойчивое утверждение о необходимости непрерывной и напряженной духовной работы, о постоянном различении добра и зла, о космическом самоопределении души, которая должна соотносить себя с Божественными заповедями. Несомненно, соприкосновение с христианством и великих религий Индии и Дальнего Востока. Казалось бы, что может быть общего у него с индуизмом, буддизмом, конфуцианством, при таких глубоких расхождениях в основополагающих взглядах на Божество, на человеческую личность, историю и ее смысл?

Но христианство сходится с этими учениями в том убеждении, что какими-то неведомыми нам путями духовно-нравственный опыт человеческой личности, чистота поведения и помыслов человека влияют на Космос, на облик природы и истории. Наша нравственность рациональна, но и мистична. Внутренняя жизнь человека — космически открытая реальность. В этом подходе к личности — взаимосоприкосновение христианства и религий Востока.

Эти корни, это родство и соприкосновение христианства с духовным миром древнего и современного Востока отразились в христианском богослужении, которое может быть для каждого также и школой вселенской культуры, вселенского разумения.

Вернемся, однако, к празднику Рождества. Почему древняя Церковь избрала для него именно эту дату — 25 декабря по старому стилю? Что означает она в сложной системе церковного символизма?

Для христианина Иисус Христос — Солнце его духовной жизни, его внутреннее (или, в традиционных терминах церковнославянской словесности, «умное») Солнце. Потому-то и день Его Рождества был наложен на день зимнего солнцеворота, почитавшийся в древнем мире как праздник возрастания света, как праздник предвестия будущих радостей и даров.

На всенощном бдении в канун праздника Рождества читается евангельский текст от Матфея, рассказывающий о том, как Ангел Господень явился во сне Иосифу и велел «принять Марию, жену его, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго». «Родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их… А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: Се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог. Встав от сна, Иосиф поступил, как велел ему Ангел Господень, и принял жену свою…» (Мф. 1, 18 — 25).

Об обстоятельствах рождения Богомладенца в Вифлееме Иудейском мы узнаем из Евангелия от Луки (2,1 — 7). К радостному празднику пришедшего в мир Воплотившегося Бога, подмешан мотив печали: Он, обещанный человечеству Мессия, Спаситель мира, приходит в мир почти что неузнанным; Он рождается в обнищавшем царском роде покоренной страны; в канун Его Рождества Его Матерь отправлена в утомительное путешествие по велению живущего за тридевять земель претендента на божеское величие — римского кесаря; Ему, потомку иудейских царей, не находится даже места в гостинице, и первым убежищем служит выдолбленный в скале хлев, а колыбелью — кормушка для скота (ясли). А затем — преследования со стороны жестокого самодура Ирода, бегство в Египет, непонимание окружающих, подчас даже самых близких, позорная казнь на кресте…

Но этот трагизм земного пути пока где-то на периферии чувств и переживаний христианина. Главное сейчас — радость, благодарность, торжество. К нам, недостойным, земнородным, или, по словам христианского Символа веры — «нас, людей, ради и нашего ради спасения», пришел Имм-ану-Эль. «Яко с нами Бог (Ибо с нами Бог)!» — неоднократным рефреном повторяет ликующий церковный хор.

За Рождественской литургией читается текст от Матфея (2, 1 — 12) и, в частности, эти стихи: «Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: «Где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему…» Увидав же звезду, они возрадовались радостью весьма великою, и, войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну».

Тема Поклонения волхвов — одна из загадочных в священной истории Нового Завета. Принесенные ими дары исполнены огромного символического смысла: золото — символ царской власти, ладан — божественного величия, и «смирна» — древнее растирание для тех, кто смертен. Так что и в торжественном поклонении, и в космическом торжестве, когда сами звезды указывают путь к Вифлеемскому Младенцу, проступает мотив трагический: принесение «смирны» возвещает будущую смерть Спасителя. Да и самих волхвов безумствующий Ирод пытается превратить в своих соглядатаев.

В одном из апокрифических древнехристианских памятников приводятся слова волхвов, причем как бы от первого лица: «Мы видали весьма великую звезду, сияющую между сими звездами и помрачающую их, так что сии звезды (почти) не видны были, и таким образом мы узнали, что родился Царь Израилю, и пришли поклониться».

Воспевание этого евангельского эпизода входит в чин православного Рождества. В западной же христианской традиции этому эпизоду посвящен особый праздник (Богоявление, или «Три царя»), отмечаемый 6 января. Интересно, что первоначально на христианском Востоке Рождество Христово под именем «Богоявление» праздновалось именно в этот день.

Западная традиция хранит армянское, по всей видимости, именословие трех волхвов: Каспар, Мельхиор (Мелкон?), Бальтазар. В католическом мире существует обычай: после Богоявленской литургии прихожане разбирают специально освященные мелки, чтобы написать в своих домах латинские первые буквы имен трех царственных в своей мудрости паломников: К + М + В.

Средневековая западная иконографическая традиция изображает трех «царей-волхвов» в виде старика, прокаженного и негра. Этот иконографический канон также исполнен глубочайшего символического смысла: три «волхва-царя» предстоят Спасителю от лица страждущих и обездоленных мира сего.

«Тихая ночь, святая ночь…» — так воспевают Рождество западные христиане на многих языках. И та же тихая радость, заливающая все Мироздание, звучит в православной рождественской стихире: «…днесь восприемлет Вифлеем Седящаго присно со Отцем, днесь Ангели Младенца рожденнаго Боголепно славословят: слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение» («Ныне принимает Вифлеем вечно Сидящего со Отцем, ныне Ангелы с красотою Божеских почестей славословят рожденного Младенца: Слава Богу на высотах Его, и на земле мир, а в людях — добрая воля!»).

Святая ночь и тема Богомладенчества Иисуса — источник радости, надежды, творческого вдохновения бесчисленных людских поколений. Они освящают собой и нежность детства, и красоту искусства, и наш праздничный быт с его елками, подарками, застольями, и глубину философских исканий, когда сознание бьется над парадоксами присутствия невыразимой красоты и Премудрости в нашем вечно страдающем мире. Именно об этом «Рождественская звезда» Бориса Пастернака.

Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было
Младенцу в вертепе
На склоне холма.
И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали все пришедшее после,
Все мысли веков, все мечты, все миры.
Все будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все елки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Все великолепье цветной мишуры…
…Все злей и свирепей дул ветер из степи… .
..Все яблоки, все золотые шары…

Проникновенная красота мира, радостная догадка о Божественном Присутствии в нашем мире, скрытая в мире высокая печаль — все это открывается в Рождественском празднике. И потому вновь поспешим под своды храма и вслушаемся, как певчие вместе с народом поют исполненный глубокого и парадоксального смысла кондак византийского гимнографа VI века Романа Сладкопевца: «Дева днесь Пресущественнаго раждает, и земля вертеп Неприступному приносит…» («Ныне Дева рождает Извечно Сущего, а земля дает убежище Недосягаемому…»).

Автор: Е. Рашковский.