Славянскому язычеству не повезло. Его мифы не были записаны, потому что письменность в славянских землях появилась одновременно с христианством в конце І тысячелетия новой эры. Летописцы средневековья с большим удовольствием описывали низвержение языческих кумиров князьями-крестителями, чем «поганые» верования народа. Правда, произведения народного творчества — обрядовые песни и сказки позднейших эпох — донесли до нас остатки древнего славянского мировоззрения, но в них почти ничего не говорилось о былых культурах и богах. Один из дотошных еще дореволюционных исследователей языческой старины Е. В. Аничков, собравший в своей книге «Язычество и Древняя Русь» все средневековые свидетельства о древнерусском язычестве, пришел к нерадостному заключению. «Особенно убого было язычество Руси,— писал он,— жалки ее боги, грубы культ и нравы».

Аничков не думал, что низвергнутые кумиры смогут обрести вторую жизнь. Еще в 1848 году на реке Збруч (приток Днестра) был найден каменный идол: на его четырех гранях помещались рельефы с мифологическими персонажами, а верх был увенчан древнерусской шапкой, из-под которой смотрели в разные стороны света четыре каменных лика. Идола заставили говорить данные сравнительной мифологии.

В мифологической космогонии многих народов весь мир был разделен на три космических зоны: землю людей, преисподнюю и небесное царство богов. Очевидно, что три яруса рельефов на збручском идоле связаны с этими космическими зонами: внизу — боги преисподней, поддерживающие землю, в средней части — люди (две женщины и двое мужчин), в верхней — высшее божество со священными атрибутами: ритоном, мечом и конем. Теми же атрибутами был наделен западнославянский бог Святовит (Свантовит), четырехликий идол которого стоял в храме Арконы, религиозного центра на острове Руян (Рюген) в Балтийском море. Меч — символ бога войны, питьевой рог (ритон) и жертвенный конь — символы высшей жреческой власти и культа плодородия. Таким образом, збручский идол воплощал целую мировоззренческую систему древнего славянства: общая картина мира сочеталась с символами важнейших социальных функций — военной, религиозной и хозяйственной. Все эти функции сосредоточивало высшее «всевидящее» (четырехликое) божество.

Общеславянским богом, объединявшим те же важные для древних славян качества, был громовержец Перун, небесный бог войны, освобождавший, согласно мифу, общему для всех индоевропейских народов, плодоносные воды в поединке с похитившим их чудовищным змеем. Святилище Перынь — культовый центр этого бога — было раскопано археологами под Новгородом. Святилище имело форму восьмилепестковой розетки диаметром около двадцати метров. В центре стоял деревянный идол Перуна. В лепестках розетки, углубленных в землю, горели костры. По убеждению новгородцев, дым этих костров должен был донести их жертвы и просьбы на небо. Самый сильный огонь горел, судя по скоплениям углей, в четырех лепестках, ориентированных по сторонам света.

Идол бога, располагавшийся в центре священного пространства, соединял землю людей, «моделью» которой служило святилище, с небом — как и збручская статуя. Сам идол не сохранился — его срубили в 988 году, когда Добрыня крестил Новгород и уничтожал языческие святыни.

В Большом Радене немецким археологам удалось почти целиком восстановить славянский храм. Находки черепов жертвенных животных — коней и быка — на территории храма вполне согласуются с приведенными выше описаниями славянских богов, атрибутами которых были кони и ритоны-рога. Неизвестно, стояли ли в храме идолы, но основные две опоры кровли и дубовые брусья, оформлявшие стены храма извне, были с человеческими изображениями.

Другое, более скромное славянское святилище, раскопанное И. П. Русановой у реки Гнилопять на Житомирщине, само, если смотреть на него сверху, имело очертания человеческой фигуры. Углубления в земле сохранили остатки костров и жертвоприношений (пережженные кости быка и петуха), а также ямки от деревянных столбов, которые служили, вероятно, основаниями идолов. В северном выступе возле грубо обтесанного камня-жертвенника лежала каменная стрелка. Каменные стрелы, как и белемниты (окаменелые моллюски), носили у славян название «громовых», или «перуновых» стрел и служили оберегами от молнии и нечистой силы. Каменными стрелами-молниями громовержец Перун поражал своих врагов. Но в святилище найдены также и орудия женского ремесла — пряслица. С прядением связано единственное женское божество восточнославянского пантеона — Мокошь. Было ли святилище на Гнилопяти уменьшенным подобием киевского капища, где князь Владимир поставил кумиры богов в 980 году, или здесь чтились местные божки — не ясно.

По образу и подобию своему

Антропоморфные боги славян олицетворяли природные стихии: Перун — грозу, Стрибог — ветер, Хорс, Дажбог — солнце, от Велеса зависела плодовитость скота и т. д. Магическими приемами первобытные люди пытались подчинить себе стихии: солнце должно было светить, тучи проливаться дождем тогда, когда это необходимо было человеку.

«Теоретическое» — мифологическое — осмысление мира делало его понятным, доступным разуму, расчленяло вселенную на элементарные части и упорядочивало их, как на збручском идоле.

Славянские святилища ориентированы были по сторонам света — связаны с элементарно расчлененным космосом. Но части вселенной и стихии были также очеловечены или подчинены антропоморфным божествам: северо-западные соседи славян — скандинавы — стороны света представляли в виде карликов, носивших имена — Запад, Восток, Север и Юг. И, конечно, это не случайно, ведь с существами и богами, подобными людям, можно было договориться, вступить в нормальные отношения. Святилища служили для поддержания таких отношений, космическая (природная) символика их сочеталась с антропоморфной; кумиры богов как бы пронизывали весь мир, связывая преисподнюю, землю и небо.

Человеческими чертами наделялись и те бесчисленные демоны, что населяли леса (лешие), источники (водяные), поля (полудницы). Вилы, русалки и прочие духи окружали человека повсюду: даже дома хозяйственный домовой напоминал о себе нерадивым хозяевам. Берегини и рожаницы способствовали семейным предприятиям. Все эти демоны, получившие впоследствии уничижительное прозвание «нечисти», не были столь могущественны, как боги (в науке представления о них относят к разряду «низшей мифологии»). Однако они могли вредить или помогать человеку, и лучше уж было заручиться их поддержкой: поднести немного еды, уговорить.

Но главными пособниками во всей жизнедеятельности почитались предки, называвшиеся позднее дедами, родителями. Покойники по совершении похорон удалялись в иной мир, но мир этот мыслился не только как далекая загробная обитель: иной мир начинался сразу за пределами первобытной общины и ее хозяйств. Умершие, покинувшие свой род, перешедшие в иной, природный мир, сливались в представлении потомков с теми же демонами, воплощавшими силы природы. Однако будучи связанными с человеческим родом и почитаемыми им, предки становились как бы «агентами» людей в ином мире, проводниками их желаний. Поэтому все хозяйственные — «календарные» — праздники славян непременно сопровождались поминанием-почитанием предков, кормлением их дома или на кладбищах-погостах.

Чем интенсивнее становилась хозяйственная деятельность в периоды подготовки или сбора урожая, тем чаще устраивались поминки. Поминки объединяли предков и потомков за общим пиршеством. Вероятно, остатки жертвоприношений, обнаруженные в славянских храмах и святилищах, связаны с такими пиршествами — недаром идолы держали в руках ритоны, участвуя в трапезе.

Пир — главное торжество не только всеобщих «календарных» праздников, но и частных «семейных» обрядов. Рождение ребенка, свадьба и похороны отмечались родом за пиршественным столом. Смерть не страшила вечный и бессмертный род — считали, что умерший возрождался в потомке, поэтому у славян, как и у многих других народов, принято было называть новорожденного именем деда. Род праздновал свое обновление и возрождение — отсюда парадоксальное, с современной точки зрения, сочетание траура, причитаний и ритуального веселья, эротических обрядов на похоронах, описанное древними авторами и сохранявшееся в народной культуре до недавнего времени.

Обычай погребальной тризны — воинских ристаний и игрищ — призван был продемонстрировать силу и жизнеспособность рода, противостоящего смерти. Жизнь человеческого коллектива — цикл возрождений в рамках вечного рода — была подобна сезонному циклу воскресения природы. Предки, проникающие в мир природы и управляющие его явлениями, связывали природу и человеческий род, включали его в природный цикл возрождения через смерть. Но род оказался не вечным, и не вечны были его боги.

Продолжение следует.

Автор: В. Петрухин.