Зачем вырезан зверь на плитке Ферраси? Почему он окружен ямками? Магические символы охоты. — ответили бы вам несколько лет назад. Сейчас такой ответ уже не удовлетворяет. С той же вероятностью мы дадим иные толкования:

— это карта наступления на зверя, за которой охотники обсуждают план предстоящей операции.
— это память об очень удачной охоте, увековеченной для подражания.

В основных своих пунктах магическая теория опровергнута. Ее сторонники ссылались на обряды африканских пигмеев, аборигенов Австралии: те перед охотой, действительно, рисовали зверей и «убивали» их копьем, надеясь на удачу в охоте на живого зверя. Но это были рисунки на час, их делали наскоро и тут же стирали. Так могли поступать и в палеолите, поэтому до нас дошли лишь единичные примеры такого рода: например, небрежно прочерченный в глине силуэт лошади в Монгеспан, изрешеченный ударами дротика. Большая же часть фигур сделана заботливо и надолго.

Звери со стрелами и ранами бизоны в гроте Нио, медведь в гроте Труа-Фрер, лошади в Ласко и других гротах. Долгое время за ними, как за щитом, укрывалась магическая теория. Но в сибирской стоянке Кокорево сделана уникальная находка: лопатка зубра, в которой застрял роговой наконечник дротика. Петербургский археолог 3. А. Абрамова считает, что рисунки раненых зверей могли отмечать уже совершенное событие, рассказывать о реальном, а не колдовском воображаемом, магическом ранении.

Профессор Андре Леруа-Гуран (Париж) подсчитал, что звери с дротиками и ранами составляют незначительную часть — меньше двух процентов рисунков. А остальные 98 процентов? Их считали хаотичными набросками отдельных фигур. Надо, скажем, сегодня охотнику заколдовать и заманить в ловушку мамонта — он рисует его на стене. Завтра потребовался бизон — и поверх мамонта напишет бизона, и так до бесконечности наслаивают одну фигуру на другую. Но французская исследовательница А. Ламенг-Амперер обратила внимание на то, что в этих случайных, казалось бы, наслоениях периодически повторяются одни и те же композиции: например, с одной стороны — лошади, с другой — бизоны.

Сейчас ученые согласились: самое вероятное объяснение подобным композициям то, что они посвящены были общим большим темам мифологии. Мифы — это история человеческого рода и отдельного племени, и объяснение явлений природы, и история звериного царства. Конечно, в этом своеобразном учебнике реальное причудливо переплетено с фантастикой, и сам он звучит как поэтический рассказ. Но таково само первобытное общество — мифы отвечают его возможностям, идеалам и уровню рациональных знаний, магия и религия тоже входят в мифы, но лишь как одна из составных частей.

Если мы станем рассматривать пещерные росписи как мифологические, то многое в них прояснится, и исчезнут «чудеса», которыми их порой окружают.

…Даже охотнику с огнестрельным оружием нужно хорошо знать повадки зверя, чтобы не остаться без добычи. Что же сказать о его палеолитическом коллеге с копьем или дротиком, которому приходилось подползать на 30—40 метров к зверю? Чтобы добыть быка, ему надо было знать, где пасется стадо, по каким тропам идет на водопой, на каких открытых ветру кручах спасается от насекомых, под какими навесами прячется в тень от жары, где любимые места его ночлега, при каком направлении ветра можно устроить засаду… Учтя массу подобных условий, охотники постоянно решали задачи, по сути подобные простейшим задачам «теории игр» в современной математике. Часть этих знаний они впитывали «с молоком матери», но часть получали от старшего поколения.

Наверняка они знали, что выслеживать нужно в первую очередь самцов. Именно этим, очевидно, объясняется тот удивительный факт, что изображения самок почти отсутствуют в искусстве палеолита. И, в отличие от динамичных, полных экспрессии фигур самцов, самки изображаются с нежностью и как бы сочувствием (оленихи в Кастильо, Альтамире, Фон де Гом).

Современные зоологи пользуются пещерными рисунками как атласами, в которых зафиксирована фауна ледниковой эпохи. Рисунки позволяют различить не только виды, но и подвиды, местные разновидности козлов, быков, оленей. Очевидно, художник добивался филигранной точности не ради «чистого искусства» и не в помощь зоологам нашего времени. Не нуждается в такой точности и магия: для нее достаточно грубого контура-схемы. Видимо, эта точность имела жизненно важное значение для познания природы, для превращения этих знаний в достояние всего коллектива. Разные подвиды козлов имеют разные повадки, следовательно, по-разному нужно на них охотиться, — подчеркивают рисунки, окруженные знаками.

…А вот странные композиции из Тейжа, нарисованные на каменных плитах. Лошадь попирает ногами опрокинутую фигуру козла, бык перекрывает лошадь… Или в Комбарел: шеренги бизонов угрожающе движутся на другое стадо. Что это? Сражение кланов, выраженное в звериных символах, как думал немецкий ученый Макс Рафаэль? Или речь идет о сложных взаимоотношениях в мире животных, о борьбе между стадами за лучшие пастбища? Примечательно, что в странных композициях участвуют исключительно травоядные.

Зоологи еще не выяснили до конца механику роста и сокращения поголовья диких зверей. Но для пещерных людей это был вопрос жизни и смерти. Если вспомнить, что пигмеи и бушмены в бесплодной пустыне Калахари умеют найти сотни трав, неизвестных ботаникам-европейцам, то и определенная сумма знаний о росте и численности зверей, о взаимоотношениях и психологии отдельных видов у охотников палеолита не вызовет удивления. Наверное, эти рациональные сведения, настоящие зачатки науки, передавались в мифах от поколения к поколению с причудливыми и фантастическими подробностями…

Да и сама техника росписей предполагала предварительное растирание кусков краски, разведение их на костном мозге, или животном жире, или крови — настоящую «химическую технологию». Механические свойства различных минералов, кости, рога, дерева и других материалов — своего рода первобытный «сопромат» — тоже нужно знать, чтобы так уверенно, единой линией чертить на них резцом силуэты лошадей, бизонов, оленей.

Вот что еще интересно. Самому охотнику-мужчине отведено довольно скромное место. Когда же охотника изображают, то в его облике появляются черты бизона, оленя, птицы, даже мамонта. Возможно, зверь был во многом идеалом для человека той эпохи. Птицы, например, должны были привлекать особое внимание первобытного охотника: легкие и быстрые, они преодолевают огромные расстояния. Вот почему так ценно могло быть родство с птицей, а также и с быстроногим оленем, с бизоном.

Косвенное доказательство: фрески восточной Испании эпохи мезолита — ровесницы Зараут-Сая. Здесь у охотников уже нет звериных и птичьих атрибутов, зато особенно тщательно выписаны икры и бедра: та же идея, но выраженная более простыми средствами. Большинство мужчин изображено в стремительном беге или прыжке — они буквально летят по воздуху, и ноги часто преувеличенно длинные в сравнении с туловищем. То же правило действует в мужских фигурах палеолита: здесь подчеркнута не столько сила и мощь, сколько легкость, быстрота, ловкость. Такие идеальные герои, ставшие легендарными, приобретали двойственное происхождение: от человека и животного.

Совершенно иначе в палеолитическом искусстве выглядит женщина. Статуэтки чаще всего воспроизводят зрелую женщину. Скульптор словно радуется возможности преувеличить ее натуральные формы: в них заключено здоровье и благополучие последующих поколений, процветание всего рода, и, возможно, он верит, что таким преувеличением помогает, в меру сил, будущему своего рода. Любопытно, что скульптуры палеолитических Венер имеют устойчивую область распространения — приледниковую полосу, и не заходят далеко на юг. Венеры не случайно «выбрали» прохладный климат: он был для них особенно благоприятен. Ведь год здесь четко распадается на два сезона, в один из которых — зимний — охотники уже не могли кочевать и устраивали стойбища с зимними жилищами и заготовленной до теплого сезона провизией. Чем прочнее оседлость, тем выше роль женщины в жизни общины, прочнее сплоченность рода вокруг нее.

Венеры — не богини, как считают некоторые до сих пор: в таком случае они были бы стандартны на каждой стоянке, но мы не найдем двух одинаковых фигурок. Нет, статуэтки отражают культ реальных женщин, уважение к их заслугам перед общиной. Много еще неразгаданного в рисунках палеолита. И то, что раньше объясняли лишь суеверием и магией, возможно, таит в себе большой рациональный смысл. Искусство идет здесь рука об руку с наукой — зачатками абстрактного знания. Оно, как мы говорим теперь, несет большую «полезную информацию», рассказывая о жизненных представлениях и идеалах первобытного человечества.

Автор: Борис Фролов.