Всем известно, что в реках и озерах, в морях и лесных чащах живут русалки. А вот в каких реках и морях? Разумеется, в сказочных! Но только ли сказка предоставляет экологическую нишу русалкам и другим таинственным существам, оставляющим следы на неведомых дорожках загадочного Лукоморья? И только ли откровенные сказочники — Гофман и Вельтман, Андерсен и Погорельский, братья Гримм и два Алексея — Толстые — давали новую жизнь образам, которым заказан вход в «серьезную» литературу? А как отнестись к образам русалок у Пушкина, Лермонтова, Гоголя?

Что касается Гоголя, то классик не только обладал неподражаемым украинским юмором, но и отличался глубоким мистицизмом. Для него русалки были, пожалуй, столь же реальны, как разбирающиеся в карме «экстрасенсы» Солоха и Пацюк.

Пушкин — великий скептик и насмешник. Ирония у него соседствует с драмой, веселая насмешка искрится в мистических образах. Но может быть, его ирония — «защитный экран»? И в наше время не так уж просто образованному человеку с серьезным видом толковать об НЛО или полтергейсте… Лермонтов тоже скептик, тоже ироничен, но его ирония и скепсис мрачны до инфернальности, а вот образы русалок выписаны безо всякой иронии.

И вот что еще интересно: леший у всех авторов — один и тот же мохнатый лесовик, с руками и ногами, не очень умный, но шибко шумный… Гномы у разных народов тоже не слишком различаются. А вот русалки — очень разные. Причем различия принципиальные. От головы до пояса они везде примерно одинаковы, а вот нижняя часть тела…

Пушкинские русалки человекоподобны. Одна на ветвях сидит, а ведь чтобы взобраться на дерево, нужны, кроме рук, еще и ноги. Другая, бывшая в земной жизни обманутой невестой, сохранила в русалочьем бытии все человеческие признаки, сменив только среду обитания. Таковы же русалки Гоголя. А вот у Лермонтова же «царская дочь» — совсем иная. Это уже химера, получеловек-полурыба, «чудо морское с зеленым хвостом». Оба эти образа есть и в мифологии. А русалочка у Андерсена их объединяет: с помощью морской ведьмы она трансформируется — вместо рыбьего хвоста у нее появляются человеческие ноги.

Конечно, в наше время, человек, читавший работы А. Сандерсона, Б. Эйвельманса, Б. Поршнева, И. Акимушкина, с немалой долей недоверия относится к академическому определению «мифического»… Ну что мифического остается от китайских драконов, если мы узнаем из серьезной литературы, что в императорском зверинце еще в XVI веке содержалось несколько особей? И есть подробное описание внешнего вида этих рептилий, перечислены наиболее массовые заходы их в устья рек и имена опытных ловцов; сохранились отчеты смотрителей зверинца о расходах на покупку рыбы для кормления этих «мифических» существ… Мифическими оказываются только крылья у драконов, но не они сами…

Вполне серьезно относились к мифам и отцы-инквизиторы. Изгоняя из сознания и обихода людей пережитки язычества, ученые из среды инквизиторов отнюдь не всех обитателей античных мифов объявляли существами нереальными. Я. Шпренгер и Г. Инститорис, авторы знаменитого «Молота ведьм», образованнейшие люди своего времени, нисколько не сомневались в реальном существовании фавнов, сатиров, наяд, нимф. Другое дело, что, выступая против античных культов, инквизиторы отказывали фавнам и нимфам в божественности; более того, не считали их даже представителями животного мира. Демоны, нечистые, бесы — вот кто они, эти самые фавны и нимфы! Да, реальные, но демонические существа…

В тех же странах, где не было инквизиции или других проявлений религиозного экстремизма, народные представления об этих загадочных существах сохранились до более поздних времен. Особенно примечательна в этом плане книга Д. Баянова «Леший по прозвищу Обезьяна». Это интереснейшее исследование, проведенное ученым — лингвистом и фольклористом, последователем Б.Поршнева, на основе сопоставления фольклорного и демонологического материала. Казахские и башкирские пастухи, сибирские охотники и рыболовы (как аборигены, так и русские), чувашские и мордовские крестьяне рассказывают о том, что страшноватые, похожие на человека обитатели лесов, степей и водоемов, как и люди, рождаются, взрослеют и стареют; подобно людям, они нуждаются в пище, питье, ночлеге, общении с противоположным полом; в конце концов, они смертны… Какая уж тут мистика?!

Разумеется, читателю ясно, что речь идет о реликтовых существах — «снежных людях» современной журналистики, всех этих леших, водяных, домовых. Логика подталкивает к выводу, что нимфы, наяды, русалки, пери, вирьавы, богинки, берегини, полудницы — все они суть не кто иные, как матери, жены, сестры и дочери косматых «джентльменов». Но как в таком случае объяснить трансформацию страшных, косматых кикимор, лешачих, «растреп» и «нечес» в обольстительных нимф, наяд, пери, русалок Пушкина, Гоголя, Андерсена? Неужели чудище, преследовавшее молодого Тургенева, могло кому-то показаться «речной дивой»? Конечно, нет, но ведь и эта безобразная кикимора была когда-то молодой…

Д. Баянов в своей книге приводит свидетельства того, что молодые русалки могут быть привлекательными даже для «гомо сапиенс» (любовь зла!..). Они прилагают к этому известные усилия — в отличие от своих мужчин: расчесывают длинные волосы гребнями, которые похищают в деревенских банях. В разделе «О брачном союзе человека с дочерью лешего» приводятся данные из фольклора XIX — XX веков. «В оврагах, развалинах, пещерах и лесных дебрях живут женщины-пери: они часто влюбляются в людей» (Армения). «Грузинские каджи… стараются войти в любовную связь с мужчинами и не упускают случая соблазнить их». «В лесу ар-сурри забегает вперед человека, нагло смеется, показывает… зовет его к себе» (Чувашия). И чем дальше по месту и времени подобные рассказы от поэта или сказочника, тем сильнее действует его воображение, превращая косматую бесстыдницу в обворожительную нимфу.

Но не только фольклор… Вот криптозоолог М. Быкова (альманах «Древо тайн», 1993) приводит рассказ участницы сравнительно недавнего события. 1952 год, Западная Сибирь. На купающегося в лесном озере парня «покушалась» некая «водяная девушка». «Она бесшумно вынырнула, подняла голову с длинными черными волосами… на меня глянули ее большие синие глаза… девушка с улыбкой протягивала руки к Алексею. Я вскрикнула и, вскочив, рванула его за волосы из воды. Заметила при этом, как зло сверкнул взгляд водяной девушки. Она схватила лежавший на коряге мой платок и, расхохотавшись, ушла под воду». Старик, предостерегавший молодых лесозаготовителей от купания в этом озере (без объяснения причин), много лет спустя рассказал, что в далекой молодости здесь же был захвачен русалкой и еле спасся.

Не правда ли, похожа эта сибирская русалка на морскую царевну из баллады Лермонтова?
«Синие очи любовью горят,
Брызги на шее, как жемчуг, дрожат…»

Правда, царевич, ничтоже сумняшеся, по-военному решительно вытащил русалку из воды. И что же?

«Видит, лежит на песке золотом
Чудо морское с зеленым хвостом.
Хвост чешуею змеиной покрыт,
Весь, замирая, свиваясь, дрожит…»

Казалось бы, все ясно с русалками: и фольклористика, и демонология не оставляют места для химерического существа с рыбьим хвостом! Но…

Продолжение читайте в следующей статье.

Автор: Н. Дорожкин.