Недалеко от Улан-Удэ, на месте городище I века стоит Иволгинский дацан — монастырь, духовная школа, центр ламаистского богословия, музей местной старины. Здесь резиденция бандидо-хамбо-ламы — первосвященника буддистов Бурятии, Тувы и Калмыкии. Строился он с начала XIX до середины XX века, типичен для степного культового зодчества. Архитектуру степных дацанов формировали три прообраза: контрастный рельеф Азии, модель мира, данная ламаистской энциклопедией «Ганджур- Данджур», и палаточные города кочевых империи средневековья.

Островерхие пики Гималаев и выжженная плоскость Гоби воспринималась как вечное равновесие. Мир — равнина, учит «Ганджур-Данджур», посреди — священная гора Сумбэр, четырехгранная пирамида высота и сторона основания которой равны. Вокруг горы — четырехугольная ограда, она отдалена от подножия на расстояние, вдвое большее высоты пирамиды… Дацаны с их центральными храмами-цогчинами воспроизводили эту вселенскую геометрию.

В Бурятии дацаны начали строить с XVII века. Здесь формировался особый стиль дацанов в их строительстве и убранстве. Бурятские дацаны поначалу были кочевыми, поэтому хорошо «помнили» уже казалось бы, забытый стиль ханских ставок — палаточных столиц Великой степи. В XIІІ веке европейских путешественников поражала планировка и роскошь этих передвижных городов монгольской империи. Главные шатры вмещали до тысячи всадников. Расшитые яркими цветными полосами, обитые львиными и горностаевыми шкурами, они были не лишены изящества. Внутри — драгоценная утварь, подобранная со вкусом. Но город шатров всегда готов свернуться, превратившись в походную кладь…

Бурятские дацаны остались внешне «легки на подъем», даже когда прекратили странствия, застыли в камне и металлических конструкциях. В отличие от тибетских, они огорожены не крепостными стенами, а условными — дань и «Ганджуру» и кочевым привычкам. Иконы стали заметно больше, но по традиции писались на складных холстах, а огромные аппликации на шелке все так же можно было скатать в свиток.

Иконы-аппликации бурятских дацанов особенно ярки контрастны. «Рисовать» кусочками парчи и шелка — дело кропотливое, требующее тонкого чутья. Ученики мастера обычно делают каждый свое, один преуспел в изображении цветов, другой работает над лицами «злых гениев». Самое трудное учитель оставляет себе: он создает шелковые глаза божества.

В степном дацане гуляет ветерок, поскрипывают ширмы, мерцают в неверном свете позолота статуй, серебряные нитяные колокольцы — монашеский атрибут. И вдруг сверкнет медалями старинный самовар, знак давнего соседства с русскими жителями Забайкалья…