Мастер поднялся на деревянный помост, окружающий печь, сунул стальную трубку в окошечко. Там, внутри, все белым-бело; но не мягкой, снежной белизной — ослепительное сияние раскаленного стекла рвалось оттуда. Мастер набрал утолщенным концом трубки кусок стеклянной массы, как бы подцепил его, и, вращая трубку аккуратным, незаметным движением, постукивая по ней, стал выдувать стеклянный пузырь. В постукивании этом, в тихом проворачивании трубки едва ли не главная часть мастерства. От легкого вращения и покачивания зависит равномерное распределение стеклянной массы, правильное выполнение задуманной формы. А это дается долгим навыком.

Пока он дул, поворачивая, катал стеклянный пузырь (приобретающий уже форму цилиндра) по стеклодувной скамье, стекло остыло. Пришлось снова греть его в печи. Так повторялось несколько раз. Изделие уже стало похожим на кувшинчик; простым инструментом — щипцами — мастер прикрепил к нему стеклянную нить другого цвета и, быстро-быстро вращая, стал спирально наматывать ее.

Еще несколько раз пришлось кувшинчику побывать в печи, а мастер все дул, дул и, работая самыми примитивными орудиями — ножницами, деревянной лопаточкой, ковшом, — придавал все новые оттенки формы уже, казалось бы, законченному произведению. И лишь когда все стало безупречным, он сошел с помоста, вытирая вспотевший лоб. Красный стеклянный кувшинчик, обвитый по спирали белой стеклянной же нитью, стоял рядом на скамье.

Стеклодув Мечислав Антонович Павловский — мастер гутного стекла. Производство этого стекла совершенно исчезло лет 150—200 назад и возродилось недавно.

В шестнадцатом, семнадцатом, в восемнадцатом еще столетии во многих деревеньках Украины существовали небольшие стеклоделательные мастерские — гуты. В деревенском натуральном хозяйстве они выполняли примерно ту же роль, что и кузницы. Только в кузнечных горнах плавили железо, а в небольших печах гут — стекло. Делались в этих мастерских-сараях кувшины, графины, штофы — все свободным выдуванием.

Кто положил начало такому промыслу, неизвестно. Быть может, то были мастера, разбежавшиеся по деревням после страшного разгрома Киева монголами в 1240 году. А может быть, в еще более глубокую тьму веков уходят истоки этого ремесла. Но не так уж важно, когда оно зародилось. Важно другое. Творческие стремления, вечно живущие в душе народа, заставляли самых простых людей разукрашивать изумительной резьбой по дереву свои избы, с ювелирным искусством гранить камни, плести кружева. Точно так же изготовление посуды для хозяйства и продажи сочеталось с производством предметов, которые хозяйственного значения не имели, а только радовали глаз.

На свет появлялись сосуды в виде зверей, птиц; особенно любимыми были кувшины в форме медведей. Изделия украшали стеклянными нитями, раскрашивали масляными красками в яркие цвета. И уже не только в пределах одной деревни стали распространяться красивые, пестрые фигурки — их стали вывозить в Москву, Варшаву, Ригу, отправлять в Турцию, Румынию, Германию. Произведения черниговских, волынских, киевских мастеров знала в XVI—XVIII веках вся Восточная Европа. А потом промысел этот стал постепенно замирать. Возникали крупные Стекольные заводы, дешевле стало купить стакан, чем делать его в кустарной мастерской. Да и качество заводских изделий было лучше. Гуты исчезали одна за другой; древнее народное искусство забылось.

…Отец Павловского был стеклодув, дед и прадед — тоже. Он родился на Житомирщине, в районе, где археологи при раскопках нашли следы стекольного производства XI—XII веков. Быть может, и более древние представители рода Павловских были стеклодувами. С радостью, с восторгом какой-нибудь из них, живший триста лет назад, делал свою стеклянную скульптуру. А в XIX веке радости уже не было. Три поколения семьи Павловских работали на стеклозаводчиков. Оконное стекло, винные бутылки, аптекарские пузырьки — вот что нужно было хозяевам. А порывы, стремления, страсть к необыкновенному — это никого не интересовало.

Искусству стеклодува Мечислав учился у отца. Мальчишкой он приходил в мастерскую, наблюдал за тем, как на кончике трубки из раскаленной капли получаются разнообразные фигурки. В нем росло желание делать то же самое, и он стал стеклодувом. Жаль только, что на производстве, куда он попал, делали самые обычные вещи; попытка изготовлять в свободное время художественные изделия сочувствия администрации не вызвала. Павловский перешел на работу в артель, подчиненную Львовскому отделению союза художников. Там его поддержали, дали возможность работать над возрождением забытого древнего искусства.

Почему оно возродилось? Зачем потребовалось вновь создавать методы, для овладения которыми нужно незаурядное индивидуальное мастерство? А потому, я думаю, что человеческий характер не терпит однообразия. Каждому хочется иметь такую вещь, какой нет у соседа. Но где ее взять? Делать машинным способом? Она наводнит прилавки магазинов. Делать вручную? Не купишь, пожалуй, дорога будет. Потому и взялись во Львове налаживать старое ремесло, что производство гутного стекла — это и промышленность и искусство.

Предприятие именуется громко — фабрика. Стеклянные изделия производятся в специальном цехе. Это и вправду цех. Он так же отличается от старинных гут, как современный завод от кузницы. В громадной печи варится стекло. Температуру его измеряют приборами. Рядом и другая печь — для отжига. Здесь очень чисто, под потолком трубы для охлаждения и вентиляции. А мастера стоят на помосте — каждый возле своего пылающего окошечка,— кончиком трубочки достают раскаленное стекло и дуют. Каждый выдувает одно — свое — изделие.

Ни одно последующее изделие не похоже в точности на предыдущее. Мастер творит на ходу, фантазия его разыгрывается во время работы. Поворот шеи, наклон головы, расстановка лап — все это в разных фигурках различно. И при этом первоначальный замысел художника вовсе не меняется, не искажается. Просто таковы свойства материала и технологического процесса, что каждое изделие остается уникальным, сколько бы их ни было изготовлено.

Есть заводы, выросшие из мастерских. Мастерские, из которых мог бы вырасти цех гутного стекла на Львовской керамико-скульптурной фабрике, исчезли двести лет назад. Энтузиазм мастера, любовь к народному искусству, стремление возродить его на базе современных промышленных методов — вот причины создания этого цеха, единственного в стране. Производство в нем не машинное. Одними машинами эти тонкие и сложные скульптурки не сделаешь. Но и кустарным его не назовешь. Оно особенное, единственное в своем роде.

Автор: Р. Яров.