Есть разные теории происхождения искусства. Историки, археологи, антропологи, этнографы не перестают разрабатывать одну из самых интереснейших проблем истории культуры. В эстафете мировых исследований увлеченно участвуют замечательные умы и выдающиеся специалисты. Все это так. Но этнографы, археологи, искусствоведы, обсуждающие проблемы зарождения первобытного искусства, сталкиваются — как бы это лучше сказать? — только с дошедшими до нас итогами. Минута, момент, когда к человечеству приходит вдохновение, остается закрытой и таинственной. Нам, авторам этой статьи, повезло. Проводя эксперименты по одной из актуальных медико-биологических проблем, мы неожиданно столкнулись с острой потребностью человека в творчестве. Нам посчастливилось наблюдать, как она постепенно возникает, как лихорадочно ищет, реализации, как легко и празднично чувствует себя человек после того, как удалось ему создать что-то свое, «излить душу».

…Одним словом, не удивляйтесь, читатель, речь идет об экспериментах по длительной изоляции в сурдокамере. (К слову испытуемым в сурдокамере нельзя брать посторонние предметы, в особенности наушники, через которые они могли бы слушать музыку. Почему нельзя, поймете прочитав до конца нашу статью, а подробнее о выборе наушников читайте по ссылке. Но вернемся к основной теме).

Письма из ниоткуда

Свой дневник одна из испытуемых назвала «Письма из ниоткуда». Вот несколько отрывков из ее дневника:

«Я подумала, как, наверное, дорога будет звездолетчику тоненькая ниточка, связывающая его с Землей, — радио. Как он будет напряженно вслушиваться в замирающие звуки, с какой теплотой будет думать об оставшихся и провожающих его людях! Если я здесь, на Земле, почувствовала это, то там все будет в миллионы раз сильнее. О, я хочу безумно жить, Все сущее — увековечить, Безличное — очеловечить, Несбывшееся — воплотить!.. Сообщила на «Землю», что лечу в созвездие Эридана. Пусть хоть улыбнутся. Может быть, шутка вышла неуклюжей, ну и пусть, все равно я буду лететь к созвездию Эридана. Олег Николаевич, ау!..

…Я очень рада, что взяла твоего Хебса. Он меня развлекает и как будто связывает с вами. Как вы там? Это у меня был «день без числа», а у вас-то с числом!».

Обратите внимание на название дневника — «Письма из ниоткуда» и определение: «день без числа». Как будто бы ничего особенного. Но за этим названием открывается сложнейшая психологическая проблема восприятия времени.

…Накопилась уже большая статистика наблюдений над испытуемыми в условиях изоляции и одиночества, поставлено много остроумных экспериментов, выдвинут целый ряд гипотез. Здесь же, в этом дневнике,— всего несколько фраз, и огромная психологическая проблема пространственно-временного восприятия схвачена в емкий художественный образ.

Желание осмыслить и передать свои переживания отчетливо видно и в другом дневнике. Испытуемый назвал его «Повесть о том, как я жил в сурдокамере».

«Это не путешествие. Я бы скорее назвал его приключением. …Эти строки я пишу из сурдокамеры на исходе четвертого дня. Возможно, рассказ выглядел бы гораздо красивее, если записать все потом, после сурдокамеры, сидя в кресле за письменным столом. Но боюсь забыть… боюсь исказить действительность.

Перед тем, как попасть сюда, я много думал об этом грозном испытании. Режим сурдокамеры был мне знаком достаточно хорошо. Здесь можно жить и по прямому и по обратному графику. Первый полностью совпадает с астрономическим временем, а по второму получается так: когда во внешнем мире день, в сурдокамере — ночь. Признаться, мне не очень хотелось жить по обратному графику. Это же еще одна, дополнительная трудность. Надо сказать, что в последнее время в моей жизни было много треволнений, и я надеялся, что врачи будут гуманны. Но вот последняя беседа. Ведущий врач, Олег Николаевич, в категорической форме заявил: «Это не курорт, будете жить по обратному!» Приговор был окончательным.

И все-таки я протащил одну «незаконную вещь» — несколько одуванчиков. Я выкопал их буквально перед входом в сурдокамеру. Очень захотелось взять с собой чуточку весны. Олег Николаевич увидел у меня в руках весенний букет и ничего не сказал. Право, не знаю, из каких соображений была позволена мне такая вольность».

Когда наши испытуемые выходили из сурдокамеры, они признавались с изумлением, что вовсе не ожидали от себя такой острой жажды выговориться, поразмышлять, сочинить нечто в новом жанре, не нужном им и невозможном «на свободе».

В приведенных отрывках нас в первую очередь интересует не содержание дневниковых записей, хотя оно само по себе и интересно. Любопытно вот какое обстоятельство: для выражения необычных переживаний авторы искали необычный для них метафорический язык, язык, способный передать ощущения подлинно пережитого.

…Окружающий мир для первобытного человека был достаточно малопонятным и угрожающим. Рисуя животных, изготавливая статуэтки, складывая мифы, первобытный человек пытался «овладевать» природой. Произведения искусства давали толчок к развитию мышления, помогали человеку приспосабливаться к непонятному миру. Сурдокамера, в Сущности, тоже непонятный, непривычный мир, к нему тоже нужно приспособиться.

А может быть, одна из побудительных причин к творчеству — активное приспособление личности к новой, незнакомой среде, или, как принято выражаться в науке, к условиям существования с нераскрытой информационной средой?

Тишина и одиночество сопутствуют творчеству многих художников и писателей. Бальзак писал: «Только к вечеру мозг обогащается полноценными мыслями. Все приходит в движение, начинается восхитительная и бешеная работа. Отсутствие зрительных впечатлений позволяет расти в сумерках всем чудовищным образам, родившимся за день. К ночи они становятся огромными, сильными и самостоятельными».

Нетрудно заметить сходство «чудовищных образов» Бальзака с галлюцинациями — по условиям их образования и по характеру: они получают характер чего-то самостоятельного, сильного и чудовищного. А. Н. Толстой о своих литературных героях говорил:- «Я физически видел их». А. Гончаров писал: «Лица не дают покоя, пристают, позируют в сценах; я слышу отрывки их разговоров, и мне часто казалось, прости, Господи, что я это не выдумываю, а что все это носится в воздухе около меня и мне только надо смотреть и вдумываться».

В тишине многие художники способны силой воображения вызвать образы своих героев, проецировать их во внешний мир. Современник английского художника У. Блейка вспоминает. Однажды он пришел к художнику вечером и застал его за работой. Блейк писал картину с изображением библейского Лота. Писал он с усердием человека, перед которым сидит капризный натурщик. Он вглядывался в пустое место и рисовал. Когда вошедший заговорил с Блейком, тот остановил его словами: «Не мешайте, мне тут один позирует».

— Позирует? — воскликнул посетитель. — Где же он и кто он такой? Я решительно ничего не вижу.
— Но я-то его вижу, — ответил Блейк.— Он здесь, его зовут Лот. Разве вы не читали о нем в священном писании?

…Художники испокон веков любят тишину. Экспериментальная тишина как бы сама по себе «склоняла» наших испытуемых к творчеству. Вот как в своем отчете один из наших испытуемых описал свою «игру воображения»:

«В первую ночь я отметил некоторые, я бы сказал, романтические образы. В частности, с койки в верхнем зеркале отлично представлялось смотровое окно — такой черный овал. В нем два отверстия, в которых освещены два глаза (снизу серпики света). И на вас смотрит какая-то маска с глазами. Глаза чуть светятся. Фантомас или, вернее, не Фантомас, а что-то близкое к народному фольклору…»

Некоторые испытуемые начинали «видеть» в салфетках, комках ваты причудливых зверюшек. Используя куски проволоки из вышедших из строя электрофизиологических датчиков, они начинали делать различные игрушки. Заметив это, мы стали «подбрасывать» в сурдокамеру до начала экспериментов деревянные чурбачки, замысловатые корни деревьев. Вот отрывок из дневника: «В первые дни этот корень не вызывал у меня никаких эмоций. Когда я его стал рассматривать на третий день эксперимента, он мне показался весьма забавным. В воображении стали рисоваться какие-то животные, которые карабкаются на дерево. Но что это за звери, ясного представления у меня не было. Спустя какое-то время я отчетливо увидел двух обезьян, которых преследует хищный дракон и большая кошка. Может быть пантера или рысь. Вся композиция родилась в воображении как бы сама собой. Я настолько отчетливо видел этих животных, что «высвободить» их с помощью ножа не представляло для меня больших затруднений».

Обнажение нервов

Тонкая духовная организация — одна из предпосылок для нового понимания мира, для воссоздания его в художественной форме. «Я из числа людей, — писал Мопассан, — у которых содрана кожа и нервы обнажены».

Способность самовыражения у наших испытуемых, как нам представляется, во многом была обусловлена высокоразвитой эмоциональностью. Вернее так. Эту эмоциональность пробудила и более четко выявила ситуация одиночества.

Вот одно из наших наблюдений. Автору дневника «Письма из ниоткуда» по радио неожиданно был передан первый концерт Рахманинова для рояля с оркестром. Мы знали, что Рахманинов — один из любимых композиторов испытуемой.

С первых музыкальных тактов испытуемая застыла, как бы оцепенев. Вскоре на глазах появились слезы, дыхание (по данным телеметрии) стало глубоким и порывистым. Резко повысилась частота сердечных сокращений. Внешняя картина эмоционального переживания была настолько ярка и необычайна, что опытная лаборантка испуганно обратилась к экспериментаторам: «Что же вы смотрите! Прекращайте опыт! Испытуемой плохо!»

Впоследствии о своем эмоциональном состоянии она рассказала так: «Состояние, было совершенно необычным и чрезвычайно сильным. Я чувствовала, как комок слез душит меня, что еще минута, я не сдержусь и зарыдаю. Чтобы не расплакаться, я начала глубоко дышать. Передо мной пронеслась семья, друзья, вся предыдущая жизнь, мечты. Собственно пронеслись не сами образы, а пробудилась вся та сложная гамма чувств, которая отображала мое отношение к жизни. Потом я бросила бороться с чувством, стала наслаждаться любимой музыкой, красота и законченность которой сами по себе умиротворили, успокоили меня».

Такая повышенная эмоциональная восприимчивость у наших испытуемых понятна. Она объясняется резким уменьшением раздражителей. В сурдокамере происходит как бы «обнажение нервов». Человек начинает чувствовать незначительные изменения в давлении воздуха при работе кондиционера. В первые дни сурдокамерных испытаний они остаются за порогом ощущений.

Особенно остро «обнаженность нервов» дает себя знать после окончания эксперимента. На органы чувств начинает падать чрезмерная нагрузка — краски, запахи, звуки обрушиваются на человека после длительного перерыва с особенной силой. Отсюда странности в поведении наших испытуемых. Испытуемый П. выбежал в парк, прилегающий к экспериментальному корпусу, бегал от одной клумбы с цветами к другой, от одного дерева к другому, не обращая внимания на удивление встречающихся ему в парке людей.

Испытуемый Е. после окончания эксперимента без конца говорил, двигался, суетился, «перескакивал» с одной мысли на другую. В сугубо серьезном отчетном докладе он навязчиво возвращался к рассказу о тюльпанах, которые были подарены ему при выходе из сурдокамеры. «Какие прекрасные тюльпаны, какая яркость и свежесть цветов! Я и сейчас их вижу перед собой!»

Умные эмоции

Ну, а если наши испытуемые не смогли бы заполнить свой досуг? В таких случаях очень скоро появляются необычные психические состояния, нередко по своей картине напоминающие душевное заболевание. Так, в исследованиях американского ученого Ч. Броунфильда один из испытуемых «увидел» процессию белок, марширующих по снежному полю с мешками через плечо. Другой «видел» шеренгу «маленьких желтых людей в кепках и с открытыми ртами». В наблюдениях Шурлея один из испытуемых утверждал, что он видел «поле ядовитых золотых грибов, на ножке одного из которых отражался солнечный свет». Галлюцинарные феномены, по данным Хоти, наблюдались не только в условиях сурдокамеры, но и у летчиков, проходивших тренировки в имитаторах космических кораблей.

Один из летчиков во время 30-часового эксперимента «увидел», как телевизор на пульте управления стал «плавать» в состоянии невесомости. Среди приборов он увидел какие-то незнакомые лица. Другого пилота в эксперименте охватил панический ужас, когда «полет» стал подходить к концу. Приборная доска на его глазах начала «таять и капать на пол».

Что и говорить, в сурдокамере человека нередко охватывают необычные психические состояния. При разборе одного из экспериментов испытуемый Т. сообщил, что на десятые сутки у него появилось странное и непонятное состояние: ему стало казаться, что в камере, позади его кресла стоит какой-то человек. А вот отрывки из дневника врача-испытателя Б.: «Несколько дней назад перед сном я вдруг начал ощущать какие-то слуховые галлюцинации. Я испугался… сразу же в голову полезла шизофрения, раздвоение личности, симптомы слуховых галлюцинаций… Это была какая-то заунывная, довольно приятная (очень похожая на японскую) музыка. Она то уходила на очень высокие ноты, то спускалась на самые низкие. Причем ее характер был какой-то неземной; она походила на музыку, которую сейчас воспринимают как космическую, или ту, которую представляют в виде красок и изменения гаммы цветов… В следующий раз эти слуховые галлюцинации я нашел схожими с органной музыкой в помещении с хорошей акустикой.

Так же как и в первый раз, музыка колебалась от низких до очень высоких тонов. Мелодия была торжественная и очень, очень близкая моему сердцу… В другой раз в органную музыку влились голоса хора мальчиков — мелодичные, высокие, переходящие на писклявые тона… Что же это? Плод больной фантазии или объективная реальность, трансформирующаяся в музыку?»

Выдающийся психолог Л. С. Выготский писал: «Там… где эмоция находит свое разрешение в образах фантазии, там, конечно, это фантазирование ослабляет реальное проявление эмоций, и если мы изжили наш гнев в нашей фантазии, он в наружном проявлении скажется чрезвычайно слабо… Эмоции искусства суть умные эмоции. Вместо того, чтобы проявляться сжиманием кулаков и в дрожи, они разрешаются преимущественно в образах «фантазии».

Видимо, в условиях вынужденного одиночества человек с помощью искусства пытается сбросить с себя излишнюю эмоциональную нагрузку. Выразить в творческой форме мысли и чувства означает снять с души какое-то тяжелое бремя, вновь обрести внутреннюю гармонию, дать простор той эмоциональной энергии, которая как бы спонтанно возникает в этих необычных условиях. Причем эта жажда творчества ощущается настолько сильно, что один из наших испытуемых, врач, дал ей такую оценку: «Выручил дневник. Не будь его, куда выливались бы все переживания дня и момента: одна сорвавшаяся фраза могла бы стать причиной пагубных последствий».

Итак, приспособление к новым условиям жизни. Итак, разрешение эмоциональной напряженности. Вот причины, вызывающие потребность в творчестве. Во всяком случае, они, несомненно, бросаются в глаза, если внимательно проанализировать материал длительных сурдокамерных испытаний.

…Понять настоящее можно, пристально исследуя прошлое. Но подчас бывает и наоборот: прошлое чуть приоткрывается благодаря экспериментам, казалось бы, имеющим отношение только к будущим путям развития науки.

Автор: О Кузнецов, В. Лебедев.