Еще Джотто (начало XIV в.) показывал часть апостолов в «Тайной вечере» со спины. В дальнейшем, предпочтя выразительность правдоподобию, художники стали размещать всех, кроме Иуды, по одну сторону стола. Такова и замечательная фреска Андрее дель Кастаньо во Флоренции (1457), где Христос и ученики восседают как бы в широкой нише, выложенной разноцветным мрамором. Все здесь погружены в себя и разделены большими торжественными интервалами. Подчеркнутая обособленность Иуды превращает «Тайную вечерю» в некое подобие суда над ним: он привлекает слишком много внимания.

Леонардо в своей фреске, как мы уже знаем, пересадит предателя в общий ряд, выделив его только тенью. Он сделает главной фигурой Христа и свяжет персонажи единым действием (переживанием), а точнее, его иллюзией. Но композиция и у него демонстративно раскрыта, развернута на нас. Действие на фреске происходит не само по себе — оно явлено нам как видение и откровение.

Вскоре после Тициана, однажды показавшего стол в «Тайной вечере» с угла, в трех превосходных картинах другого великого венецианца — Тинторетто (2-я половина XVI в.) были использованы самые неожиданные ракурсы (в том числе со спины) и другие приемы: опрокинутые стулья, расположение стола где-то в проходном помещении, дополнительные фигуры слуг и случайных свидетелей, занятых своей жизнью, короче, евангельская сцена стала изображаться взволнованно, динамично и…, как реальное происшествие среди других, совсем даже не важных, происшествий. Событие перестало ориентироваться на зрителя и замкнулось на себе.

Но уже в третьей из упомянутых картин (1592—1594) Тинторетто прибавил к названным приемам и откровенно сверхъестественное: сверкание прозрачных ангелов, проникающих сквозь потолок, слепящие ореолы вокруг главных фигур… Кстати, это была первая «Тайная вечеря», в которой изображено ночное освещение.

У великого французского художника XVII века Пуссена — две «Тайные вечери» (конец 1630-х — 40-е гг.), и обе показывают, как и произведения Тинторетто, момент учреждения Евхаристии. Особая торжественность этих красивых и спокойных картин, симметричная их выстроенность, не по-евангельски богатая архитектура места действия подчеркивают эпохальность события. В остальном чувствуется стремление показать последний ужин Христа с учениками как реальный эпизод из истории, с основными приметами времени: костюмы — античные; по обычаю древности, за столом не сидят, а лежат (Мф. 26 20 и др.); в соответствии с ночным временем горит светильник…

Уже Пуссен среди прочего показал в одной из названных картин почти незаметный уход Иуды (Ин. 13; 27— 30). Русский художник Николай Николаевич Ге в своей «Тайной вечере» (1863 г., Русский музей) сделал этот момент, или, точнее, приготовления к нему, центральными. Вот где (а не во фреске у Леонардо!) действительно представлено конкретное мгновение. Иуда облачается в верхнее платье демонстративно медленно. Четверо в долгой паузе смотрят на него; Иисус отвернулся — он возлежит, опустив веки и подперев голову в молчаливой задумчивости. Лица остальных теряются в темноте: можно лишь угадать, что некоторые спокойно беседуют. Убогая комната, единственный светильник, заслоненный от нас Иудой и бросающий огромные тени от фигур. Главное в картине — молчание противников и то пронзительное чувство, с которым созерцают пока еще непонятный другим разрыв Иоанн и Петр. Картина и величава, и красива, но прежде всего — жизнеподобна, узнаваема.

Ге был верующим, но, как человек XIX века, стремился показать в уникальном типичную драму благородного подвижника и его учеников. Современники видели прототип его Иисуса в …А. И Герцене. А Салтыков-Щедрин в статье «Наша общественная жизнь» писал о картине так, словно речь в ней шла о политических разногласиях современности.

Художники XX века тоже обращаются к теме «Тайной вечери», решая ее по-своему. Эффектная картина Дали всем известна. Я же хотел бы указать на один из шедевров выдающегося немецкого художника-экспрессиониста Эмиля Нольде (1909). Яркие, интенсивные краски как бы светятся изнутри и переливаются (например, из желтого — в красный или зеленый); светотени в картине нет, объемности и «натуральности» тоже. Есть впечатление духоты, дружеской тесноты, веселой пиршественной распаренности; есть как бы сплошная масса близко сдвинутых лиц и полуфигур, лиц простых и напоминающих шаржированные маски своей незатейливой, но мощной выразительностью, своей почти животной (но не звериной!) силой. Где-то в уголочке затаился злой глаз Иуды, и одинокий огненно-рыжий Христос в центре, прижавший чашу к груди, весь — как безмолвный крик и молитва; апостолы еще ничего не предчувствуют, ничему не причастны.

Преображенными духовностью мы увидим их лица только в другой картине Нольде — «Сошествие Святого Духа на апостолов». Она написана в том же году и напоминает «Тайную вечерю» по композиции… Но это уже другой сюжет и тема для другого рассказа.

Автор: Александр Баранов.

P. S. Духи вещают: Подумалось, а ведь некоторые современные художники вполне могли бы изобразить этот популярный библейский сюжет Тайной вечери и вовсе по-современному. Например, одеть апостолов в смокинги и галстуки, и это ничего что купить галстук во времена Христа было решительно невозможно (зато сейчас можно запросто, например здесь), ведь полет фантазии художника идет вне времени и вне исторических границ и ограничений.