Всем, наверное, известна крылатая фраза Ивана Франко о Лесе Украинке, что «это единственный мужчина между современными украинскими поэтами». Но эта крылатая фраза не является только остроумным парадоксом. Далеко нет! Даже беглый просмотр нашей истории, даже кажущееся знакомство с проявлениями украинской национальной психологии — приводят к мысли, что фраза Франка — не локальный парадокс, а важная мысль, которая имеет слишком глубокое и широкое значение.

Ведь как ни крути, а история разворачивает перед нами целую плеяду известных украинских женщин, влияние которых распространялось и далеко за пределы Украины, ведь украинская женщина была и королевой Франции (Анна Ярославовна, дочь Ярослава Мудрого), и королевой Норвегии (Елизавета Ярославовна, еще одна дочь Ярослава Мудрого) и султанкой атаманской Империи (Настя Лисовская, более известная истории как Роксолана) и даже … царицей московской (Елена Глинская).

Если почти у всех народов мифотворчество олицетворяет такое чисто мужское проявление, как войну, в образе мужчины Марса, Ареса, Вотана и т. д. то только наша старо-русская поэтическая мысль «эллинистично» воплощает образ войны в фигуре той Девы-обиды со «Слова о Полку», что «встала в силах Дажбожа внука и восплескала лебедиными крыльями».

Так что еще на заре своей исторической жизни национальная украинская психология обнаружила довольно оригинальное понимание войны, которое очень часто выясняется нам в эпизодах дальнейшего хода истории Украины.

Вспомним хотя бы княгиню Ольгу, которая имела, по легендарной, но тем более характеристичной летописи, очень немного женского в себе. Более чем жестокое ее обращения с древлянами лучше всего это доказывает. Вообще ее фигура, даже по сравнению с таким мужчиной, как князь Олег, создает гораздо больше мужское впечатление.

Далее следует целая галерея такого «Ольгового» типа женщин, которые скорее можно назвать мужчинами в женском поле. Не будем перечислять всех — они общеизвестные: — это сотничиха, которая при осаде в Буше вылетела в воздух вместе с бочкой пороха; это полковницы, как Палииха, заступающие своих мужей, командуя войском и управляя полковыми территориями; это представительницы киевской шляхты, что еще в начале XIX века упорно держались по своим салонам украинского языка в то время, как мужчины давно перешли на язык врага, даже и в этом случае кроме присущего женщине консерватизма, мы также видим и определенный героизм.

Эти мужские приметы украинской женщины принимали иногда курьезные, анекдотические формы, например, у Насти Скоропадской, о которой говорили, что это она держит гетманскую булаву — образ очень символичен, потому что в более бытовых и несколько прозаических (вместо булавы — сковородка) формах он встречается довольно часто в украинском быту. Это отразилось и в народном творчестве, которое дает много вариаций на тему «била женщина мужика»! Это отразилось и в литературе и то уже давно. Например у волынского поэта с ХVII века, Даниила Братковского, который писал обычным тогда польско-украинским диалектом, встречаем в довольно острой сентенции «О женщине» такой афоризм: «Слабый тот, что из глины, а не тот, что из кости», где Братковский метафоризирует библейское повествование о материале, из которого Бог сотворил первых людей.

Нельзя сказать, что украинский характер знает исключительно только тип такой мужественной и даже мужской женщины. Тоже «Слово о Полку» спрятало нам трогательно женский, диаметрально противоположный образ Ярославны, этой идеальной женщины и жены, которая, как и положено настоящей женщине, охраняет семейное гнездо, молится за воина-мужа. Наиболее мужественный из наших поэтов — Шевченко дал трагически жалобный, униженный образ Катерины, символический максимум женского проклятия-беспомощности, бесправности и роковой «обреченности» своей физиологии.

Но традиция мужественного типа украинской женщины, несмотря на все перипетии и катастрофы нашей истории, продолжалась, и продолжаются, очевидно, и до наших дней. Никто не подсчитал, сколько женщин было в армии Украинской Народной Республики за время 1918-1920 г., или во время освободительной борьбы УПА под руководством Степана Бандеры и Романа Шухевича, а количество их было значительным.

Скажут, что такое явление не является исключительной свойством украинской нации, и другие нации имеют, скажем, Жанну д ‘Арк, королеву Либуше, графиню Платер, сознательно миную русских цариц, как явление не национальное (ведь они в основном были немецкого, а не русского происхождения) и специфическое.

Когда у других народов героические или мужественные женщины только встречаются, то у нас появление их имеет какой-то систематический, во всей неестественности своей, почти естественный характер. Ибо и женщины, остаются только женщинами, как властолюбивая Анна, королева французская, как жестокая Анна Острожская, наконец, как мстительная Любовь Кочубеева, — эта украинская Леди Макбет — все они поражают своей чисто мужской жаждой власти, к славе; все они чувствуют пафос героизма, все поражают чисто мужской волей к господству, к агрессии, к борьбе.

Когда мы объективно взвесим тот контраст, который представляла собой украинская женщина, рядом с украинским мужчиной, то мы принуждены будем признать не только преимущество в основном женского украинского типа элементов М над Ж, но и о чем-то более удивительного, о каком-то сказать взаимное перемещения этих элементов, о какой-то тенденции в нашей национальной природе к воплощению почти абсолютного мужчины в женской форме. Вульгарно говоря, взаимоотношения М и Ж в нашей стране составляет такое впечатление, что женщины и мужчины психологически стремятся обменяться своими местами …

Автор: Евгений Маланюк.

P. S. А все-таки несмотря на все разногласия и стремления женщин играть мужские роли, наши украинские женщины остаются самыми лучшими и самыми любимыми. А самый незабываемый подарок любимому, который может сделать украинская женщина – нет, не сварить борщ, а быть сама собой.