Чудотворцы и чародеи. Часть третья.
Небольшой городок вблизи Лакхнау — Маникпур стал местом почитания великого индийского мистика Джалаладдина Хусейна, известного как Махдум-и Джаханиян Джахангашт (1308—1385). Он принадлежал мултанской ветви суфийского ордена Сухраварди и постоянно путешествовал по исламскому миру в поисках духовного знания и собирая хадисы — рассказы о жизни пророка Мухаммеда. (Отсюда и его прозвище «Джахангашт» — «странствующий по миру».) Достоверно известно, что Джахангашт обошел всю северную Индию от Синда до Бенгалии. Во время посещения Дели он удостоился получить хирку — «рубище», символ посвящения в суфийское братство, от знаменитого шейха братства Чиштийя Дехлеви и, таким образом, оказался членом двух конфликтующих орденов. Влияние Джахангашта в Синде и Мултане было безграничным; здесь он и получил титул «Махдум-и Джаханиян» — «Тот, кому служат смертные».
Как истинный суфий ордена Сухраварди, Джахангашт с подозрением относился к культу святых и поклонению гробницам. Все это однако, не помешало тому, что сам он после смерти превратился в почитаемого святого — целителя и чудотворца, в равной мере авторитетного для мусульман и индусов. (Как целителю, Джахангашту досталась весьма специфическая «терапевтическая» область: по поверью, произнесение его имени и титула над сосудом с водой излечивало геморрой.)
К имени Джалаладдина Джахангашта восходит и братство бродячих дервишей Джалали, которые за свое экстравагантное поведение назывались «бешар» — «беззаконные», то есть не соблюдающие шариата. Джалали ходили в одной лишь набедренной повязке, брили голову, оставляя на голом черепе длинную прядь, и украшали руки стеклянными браслетами. По виду их легко можно было принять за индусских йогов. Подобно Мадари, Джалали специализировались на базарах и ярмарках, показывая простакам «чудеса», вроде превращения дубинки в змею.
Известна история, рисующая крутой нрав святого. По пути из Бенгалии, куда, в соответствии с легендой, Джахангашт доставил из Аравии очередной Кадам-и Расул («след Посланника»), он сделал остановку в Маникпуре, как раз во время праздника ид аль-фитр, когда правоверные разговляются после месячного поста.
Не только духовный наставник уровня Джахангашта, но и всякий странник вправе ожидать в этот день приглашения на праздничную трапезу. Однако жители Маникпура, в основном шейхи воинской касты дамгхани, видимо, по неведению, не оказали святому гостеприимства. Подобно древнеиндийским риши, крайне чувствительным к внешним проявлениям уважения, обидчивый Джахангашт проклял город, призвав на него ангела смерти (малак ал-маут). С того дня дамгхани, пораженные лихорадкой, стали вымирать, и Маникпур почти обезлюдел.
В домашней жизни индийских мусульман было весьма распространено почитание «женского» святого, Шейха Садду, о котором не сохранилось каких-либо исторических свидетельств. В честь этого святого в углу комнаты, служившей женщине спальней, зажигался светильник и возлагались цветочные гирлянды в ночь с четверга на пятницу. По глубоко укоренившемуся суеверию, Шейх Садду вселялся в женщин, вгоняя их в меланхолию и транс. Его жертва начинала пророчествовать. Когда весть о таком случае одержимости распространялась по деревне или городской махалле, соседки из окрестных домов собирались на особый сеанс, называемый «байтхак», и задавали вопросы святому через одержимую-медиума. Эти встречи строго охранялись от мужских глаз. Если мужчина нарушат запрет, проникал за занавеску, где шел «медиумический» сеанс, женщинам разрешалось бить его туфлями с криком: «Во имя Шейха Садду!» В период одержимости Шейхом Садду женщина освобождалась от всех работ по дому и была запретна для мужа. Если он хотел отвратить Шейха Садду от жены, он должен был раздать нищим сладости и деньги и принести в жертву черную козу. Женщина же могла излечиться, съев печень черного козленка.
На женских половинах лакхнауских домов ходило множество историй и анекдотов о Шейхе Садду, которые с иронией пересказывает миссис Мир Хасан Али. По полученным ею сведениям, Шейх Садду, он же Мухииддин, был странствующим дервишем родом из Амрохи. Бродя по дорогам Авадха в поисках подаяния, он нашел старинный сосуд с непонятными письменами, который приспособил под светильник. Дальнейшие события повторяют известную сказку о волшебной лампе Аладдина. Зажигая лампу, Шейх Садду вызывал четырех джиннов, которые выполняли его самые безрассудные желания. Так продолжалось до тех пор, пока обнаглевший вконец Садду не потребовал перенести к нему во двор Джаунпурскую соборную мечеть. Джинны пытались поднять мечеть с места, чем и вызвали ее разлом.
Эта часть сюжета косвенно датирует происхождение легенды: землетрясение в Джаунпуре, в результате которого была повреждена соборная мечеть, случилось в 1445 году. Джинны были сурово наказаны Аллахом за покушение на мечеть. В отместку они отобрали у лжесвятого волшебную лампу и, когда он лишился магической силы, разорвали его на части…
И хотя Шейх Садду мучил тех, в кого вселялся, женщины глубоко почитали этого сакраментального чародея: они верили, что Садду может дать им власть над мужьями.
«Межконфессиональные святыни» были порождением популярной, «низовой» религии, которой свойственны чрезвычайная «усвояемость» и терпимость. Более «высокая», изощренная культура города была строже защищена от Синкретизации, оккультизма и примитивных магических верований. Кроме того, например, в городе Лакхнау, существовали собственные шиитские святыни: и копыто коня имама Хусейна, и гребень знамени Аббаса, и след ноги пророка. Характерное для лакхнауских шиитов поклонение большим и малым копиям гробниц имамов — всем этим «тазиям», «табутам», «кербалам», «Шах Наджафу» — в значительной мере заменяло почитание мазаров святых ислама. А ярко выраженная ритуальность их культа: многодневное празднование мухаррама с трагическим апофеозом ашуры, театрализованные поминальные процессии, церемонии возжигания огней, публичное оплакивание — марсияи, науха, созы,— все это ослабляло интерес к зиярату, к целителям и чудотворцам…
Автор: Анна Суворова.