Изучай правила, чтобы знать, как правильно их нарушить. (Далай-Лама).

Мао Цзэдун при первой же встрече с далай-ламой обратил внимание на его хилость. Прикрепленный к юноше «дядька» из ветеранов корейской войны и начальник его, то ли охраны, то ли конвоя получил приказ позаботиться о физической подготовке автономного монарха. Океан Мудрости, воплощение буддийского непротивления, к ужасу своих тибетских свитских, каждое утро выполнял под команды китайского солдафона комплекс изнурительных упражнений, предписанных для армейских мандаринов. А на заседаниях в комитете, по собственному признанию, часами спал. Члены комитета считали речи на семь или восемь часов хорошим стилем. Тибетцы могли гордиться, что рекорд по продолжительности словоблудия поставил генерал, назначенный военным комиссаром в Лхасу. В своем дневнике далай-лама отметил, что это означало особенный страх пекинского эмиссара за будущую карьеру.

И не ошибся. Много голов послетает в Пекине и Лхасе, когда далай-лама во второй раз тайком переберется в Индию, чтобы больше никогда не возвращаться в родные края.

Но это было еще впереди. А пока шли одна за другой встречи и беседы с Мао, который поразил юного экзотического монарха не столько политическими разговорами и идеями, сколько поношенным заплатанным кителем с лохматившимися по краям воротником и обшлагами рукавов на кителе. Главу всех буддистов Гималаев поразил темный, какой-то засаленный оттенок кожи на лице и руках Великого кормчего. В своих воспоминаниях далай-лама откровенно пишет, что на этих аудиенциях буквально трепетал от страха. Ему казалось, что проницательный интриган и тиран вот-вот догадается, что за мысли бродят в голове этого паренька в «феодальном обличье». А «паренек» инстинктом понимал, что его ждет в будущем.

Мао-Цзедун приветствует юного Далай-ламу.

Далай-лама записал позже: «В общей сложности у меня состоялась дюжина встреч с Мао, при этом большая часть на официальных сборищах… И всегда, приметив меня, будь то на конференции или банкете, Мао сажал меня рядом, а иногда и подкладывал на мою тарелку еду. Это вызывало особенное беспокойство, поскольку ходили слухи, что у него туберкулез…»

Не туберкулеза, конечно, опасался юный заместитель председателя Постоянного комитета КНР. В Лхасе Океан Мудрости был кукленком в руках всемогущего регента и толпы аристократов, лишенных чувства времени. В Пекине им играл всемогущий председатель Мао, заявивший на первой же встрече с духовным главой тибетцев, что «религия — это яд». Яд, уже не религиозный, а настоящий, мог оказаться в любом куске со стола великого «кормчего». Но пока приходилось ждать.

Ожидание растянулось на три года. Далай-лама изучал марксизм. Выслушивал многочасовые речи пекинских посланцев. Терпел орущие репродукторы управления пропаганды, заведенного в Лхасе, и всюду развешанные красные флаги, по тибетским понятиям обозначающие враждебный вызов. Смолчал, когда на окраине столицы развернулось ударное строительство отдельного китайского поселения. Не возразил, когда армейские саперы потянули из Китая через Тибет стратегическую грунтовую дорогу, готовясь к войне с Индией.

Серьезным испытанием стал приезд в апреле 1956 года маршала Чен И, тогдашнего заместителя премьер-министра КНР, с женой и в сопровождении огромной свиты. Сорочка, под которой выпирало огромное брюхо, вылезала из его брюк. Обрюзгший революционер гордился тем, что впервые в жизни надел галстук, хотя явно не знал, как и вся свита советников, как эту штуковину завязывать. Бесконечные официальные банкеты сменялись пьянством в узком кругу.

Терпению далай-ламы пришел конец, когда без всяких консультаций с ним Пекин назначил на пост управления тибетской госбезопасности отъявленного мерзавца, получившего должность в качестве ссылки. Глава всесильной тайной полиции свой первый разговор с Его Святейшеством начал с просьбы перевести ему на тибетский команду: «Убейте его». Этой же ночью посланник далай-ламы в темном углу одного из монастырей обсудил в деталях план его бегства с представителем освободительного подполья, по совместительству бывшим агентом ЦРУ.

Ноябрь 1956 года знаменовал собою конец царствования далай-лам Тибетских. 14-й, и последний, из них тайно покинул Лхасу, чтобы царствовать в эмиграции…

Автор: Риан Д’этурно