О Санджая, что стали делать мои сыновья и сыновья Панду, когда, горя желанием вступить в бой, собрались в месте паломничества, на поле Курукшетра?

С таким вопросом обращается старый слепой раджа Дхритараштра к своему возничему Санджая, обладающему удивительной способностью видеть и слышать на большом расстоянии. Этими словами начинается Бхагавадгита (Божественная песнь) — едва ли не самая почитаемая индусами книга, центральный по значению религиозно-этический текст гигантского эпического комплекса Махабхарата.

В ответ Санджая рассказывает своему господину о приготовлениях к великой и страшной битве, которую вот-вот начнут два родственных клана: Кауравы — сыновья раджи и Пандавы — его племянники.

Вся поэма повествует о последних мгновениях перед братоубийственным сражением, растягивая их на целый философский трактат. Но медлительность ее — только внешняя, внутренний сюжет поэмы закручивается стремительно, и решение основного нравственного конфликта оказывается гениально оправданным…

Арджуна, третий из братьев Пандавов, появляется на поле Куру, светлый, как утренняя заря, в огромной колеснице, запряженной ослепительно белыми конями. Правит колесницей сам бог Кришна. Громко трубит в раковины и рога могущественная армия противника. Но кто противостоит Арджуне, чью кровь он, безупречный, собирается пролить? С ужасом осознает великий воин, что ему предстоит сейчас скрестить оружие с теми, кто связан с ним узами родства, дружбы, наставничества. Решимость оставляет Арджуну, когда по призыву Кришны в последний раз окидывает он взором поле предстоящей битвы. Вот он, страшный момент: чувство долга столкнулось с родственными чувствами.

Стоять я не в силах, мутится мой разум.
Зловещие знаменья вижу, не нахожу я блага
В убийстве моих родных, в сраженье, Кешава.
Не желаю победы, Кришна, ни счастья, ни царства;
Что нам до царства, Говинда, что в наслаждениях жизни?
Те, кого ради желанны царство, услады, счастье,
В эту битву вмешались, жизнь покидая, богатства:
Наставники, деды, отцы, сыны, внуки.
Шурины, тести, дяди — все наши родные.
Их убивать не желаю, Мадхусудана, хоть и грозящих смертью,
Даже за власть над тремя мирами, не то что за блага земные…
И Арджуна отбрасывает свой волшебный лук: «Не буду сражаться»…

Божественный возничий, Кришна, начинает свой ответ страдающему Арджуне. Собственно, ответ этот и есть содержание Бхагавадгиты. Читатель, проникшийся пафосом Арджуны и ощутивший всю трагичность ситуации, в которой оказался благородный воин, скорее всего, ожидает, что милосердный Бог, на время представший в облике темнокожего возничего, разрешит все сомнения героя и вознаградит его за благородные чувства и проявленное сострадание. Но Кришна бесстрастен, ведь он — воплощение Абсолюта, исступленного покаяния Арджуны он не приемлет.

У каждого человека есть своя дхарма — свой долг и предназначение. Грешен и тот, кто уклоняется от исполнения своего долга, и тот, кто берет на себя чужие обязанности. Долг воина — сражаться, и ни Арджуна, защищающий правое дело, ни его противники — Кауравы, заранее обреченные на поражение, ибо выступают защитниками дела несправедливого, не смеют нарушить свою дхарму. Уклоняющийся от боя воин достоин позора. Высшая доблесть воина — встретить свой смертный миг в сражении с врагом, а если доблестный в прошлом витязь оказался настолько несчастливым, что скончался тихо и мирно дома, то тело его надлежит разрубить мечом на несколько кусков, как если бы пал он от руки врага на бранном поле.

И не надо, убеждает Кришна раздираемого сомнениями Арджуну, не надо жалеть о тех, кто станет его жертвой в предстоящем сражении: душа человека не может быть убита, а насилие, совершенное ради торжества справедливости, не есть насилие. Так говорил бог Кришна. И великий воин Арджуна выбирает в конце Бхагавадгиты свой путь: «Уничтожено заблужденье; я получил наставленье по твоей милости, непреходящий … Твое слово исполню».

Так что же — правы те исследователи, которые утверждают, что герой Бхагавадгиты учит убивать родственников? Вспомним, однако, что действие происходит «на поле дхармы», а дхарма — это не только предназначение, долг, обязанность, но также и честь, справедливость. Война между племянниками и сыновьями слепого раджи Дхритараштры, как она изображена в поэме, — не просто столкновение двух царских родов, не просто битва узурпаторов престола с законными наследниками его, а противостояние добра и зла, справедливости и неправедности. Безвестный автор рисует сложную, многоплановую картину, в которой с обеих противоборствующих сторон действуют люди незаурядные, страстные, умные,— но симпатии его бесспорно с теми, кто защищает справедливость.

Позиция автора Бхагавадгиты не исключительна. В древней Индии четко различались дхарма-юддха — справедливая война и кута-юддха — война несправедливая. Конечно, в реальной исторической обстановке правители, развязавшие явно агрессивные военные действия, предпочитали именовать их дхарма-юддхой, но мы сейчас говорим о концепции, а не о применении ее в жизни.

В кута-юддхе, неправедной войне, использовались методы, называвшиеся демонскими,— к примеру шпионаж, уничтожение скота противника, отравление его колодцев. Дхарма-юддха велась (по крайней мере, в теории) рыцарскими методами. Воители за справедливость должны были действовать в открытую, даже сражения следовало устраивать только при свете дня, а с наступлением темноты противники расходились по своим лагерям. (Это наивное правило дожило до сравнительно недавнего времени, и многие победы англичан в период установления колониального правления стали возможны исключительно потому, что сыны Альбиона применяли тактику ночных нападений.)

Принятые у древних индийцев правила ведения боя по современным меркам — увы! — выглядят неправдоподобно галантными. Врукопашную могли биться только равные по рангу (царь — только с царем) или по характеру вооружения — пеший мог сражаться только с пешим, конный с конным, лучник на колеснице с так же оснащенным противником. Всадник, сброшенный с коня, не превращался в пешего — с ним мог вступать в единоборство только тот, кто, как и он, потерял коня. В столкновении двух противников третий участвовать не мог, да и между этими двумя оно начиналось лишь в том случае, если один из них принимал вызов другого. Серьезно раненного или обезоруженного не убивали, обратившегося в бегство не преследовали.

Едва ли не самой замечательной чертой древних сражений было то, что местное население, не участвовавшее в битве, никоим образом не затрагивалось воюющими сторонами. Во время битвы двух армий окрестные крестьяне продолжали спокойно пахать землю или издали наблюдали за сражающимися.

Пленных, захваченных в ходе «справедливой войны», либо ссылали на год во внутренние области победившего государства, либо предлагали стать на этот же срок рабами, после чего их освобождали. Хуже было плененным военачальникам — им предписывалось носить женскую одежду. По свидетельству китайских путешественников, большинство в таком случае предпочитало покончить жизнь самоубийством.

Любопытно, что воинов из лагеря победителей, которые в ходе сражения обратились в бегство, ждало наказание: их забивали насмерть камнями или заворачивали в траву и сжигали живьем.

Автор: Ростислав Рыбаков.

P. S. Духи вещают: А ведь по событиям, описанным в героическом эпосе Махабхарате, можно было бы снять неплохой фильм по лучшим голливудским канонам, с батальными сценами, спецэффектами и прочим. Главное чтоб он не вышел настолько пафосным, как недавний фильм Бондарчука «Сталинград» который, кстати, уже можно найти в интернете, скажем здесь Megogo.net/ru/view/782911-stalingrad.html.