Индуизм — это целостное мировосприятие, и его сущностные характеристики и закономерности представляют для тех, кто находится внутри этой традиции, не столько параметры самой системы, сколько отражение окружающего мира (окружающего и их, и нас) — так что, всматриваясь в индуизм, открывая избранную нами дверь в него, мы на самом деле входим не столько в диковинную экзотическую структуру, сколько в тот самый мир, в котором живем и мы с вами. Это наша же планета, наша жизнь, но увиденная другими глазами.

Любопытно, что именно дхарма (при всем разбросе значений этого слова) свидетельствует о том, что индуизму вообще чуждо понятие хаоса, в том числе и при оценке окружающего мира. Как бы ни гуляли подвыпившие боги, какие космические катаклизмы ни сотрясали бы Землю и Вселенную, но все и везде подчинено неукоснительному порядку, все разложено по полочкам, все расписано, как в идеальных бюрократических инструкциях. И этот порядок, эти «инструкции» и охватываются термином «дхарма».

Дхарма человека — это нескончаемый перечень его обязанностей: по отношению к предкам, к богам, к окружающим людям, ко всему живому и неживому. Дхарма — это не только порядок, но и качество жизни. Это правило нравственного поведения, возведенное в долг. Нравственность не рекомендуется, нравственность жесточайшим образом предписывается. Нарушение дхармы есть преступление космическое.

Но дхарма индивида не сводится к скрупулезному исполнению всех установленных законов и правил. Аналог с библейскими заповедями был бы здесь неуместен. Дхарма означает также и идеальную индивидуальную судьбу, предназначение в самом широком смысле (вспомним, кстати, дхарму огня, то есть предназначение огня). Дхарма определяет жизнь человека во всей системе его связей — его обязанности, его статус, его кастовое положение (строго говоря, связь здесь обратная — принадлежность к касте определяет дхарму конкретного индивида), его социальную роль на каждой из четырех стадий жизни. И нет большего греха, чем уклонение от своей дхармы или принятие на себя дхармы чужой.

Закон кармы, идея переселения душ и институт касты — вот приводные ремни социальной структуры индуизма, воплощающей, низводящей на землю, в человеческое общество, философские построения, краеугольным камнем которых является дхарма. Но социальная структура — это нижний, заземленный этаж здания индуизма. Все, что сказано выше о дхарме, это низшее, земное (мирское, сказал бы я, если бы такое понятие было не чужеродным для индуизма) толкование этого великого принципа. Дхарма куда более величественна, чем добросовестное исполнение предписанных установлений на каждый день и на быстро убывающую жизнь.

Дхарма — это грандиозный, бесконечный мировой порядок, это Космическая Истина, морально-нравственный закон, согласно которому могут существовать и эволюционировать миры и галактики, а не только живые и неживые обитатели крошечной, затерянной в Космосе Земли. Дхарма как упорядоченность Вселенной (смена сезонов, восход и заход светил — если опять опускаться на наш лилипутский уровень) выходит далеко за рамки физической гармонии видимого мира. В конечном счете она связана с представлениями об абсолютном космическом торжестве Истины, Духа, Нравственности как вершин эволюционной иерархии.

Иными словами, весь мир есть часть космического Порядка. И каждый человек, хоть в малейшей степени нарушающий свою дхарму, нарушает этот порядок, отрицательно воздействует на духовное состояние мира (учитываются при этом и поступки, и мотивы, и мысли, и желания). Так, попавшие в мотор песчинки не просто сбивают или замедляют работу двигателя, но могут даже стать причиной катастрофы.

Отсюда обостренное внимание к мелочам: стоит неправильно или нечетко произнести хотя бы один слог в священной мантре, и порядок уже нарушен, обряд из благоприятного превращается в свою противоположность. Стоит забыть вымыть утром хотя бы одну тарелку, и в доме воцаряется нечистота — особого рода нечистота, ритуальная, а не физическая,— и все ваши утренние обряды оказываются бесполезными.

В силу своей природы люди-песчинки, конечно, частенько нарушают дхарму. И настает момент, когда для восстановления ее нужно вмешательство богов. Но и боги управляются дхармой. Заговорив о богах, мы, казалось, должны от социального и философского компонентов индуизма возвратиться к компоненту религиозному, но повременим пока и еще раз коснемся отличий индуизма от знакомых и близких нам религиозных систем. Многие индийцы, вслед за Вивеканандой, первейшее отличие видят в отсутствии хотя бы и легендарного основателя религии; при этом в расчет не принимаются мифические семь мудрецов или комичный слоноголовый бог Ганеша, написавший под диктовку мудреца Вьясы многотомную «Махабхарату».

Нарочитая расплывчатость начала не так уж важна сама по себе, но вместе с не слишком жесткой структурированностью канона (даже «Веды» не всегда и не всеми признавались как непогрешимое и богодухновенное писание) позволяет весьма гибко решать проблему традиционного авторитета. Отсутствие Церкви как иерархической структуры, чья сегодняшняя деятельность определяется и «багажом» прошлого, и внутренними законами организации, принятыми ею когда-то решениями, ее догмами, ее неминуемым постепенным «окостенением», отсутствие строго определенной вертикали священнослужителей, отсутствие, наконец, главы, патриарха — все это отнюдь не свидетельствует о слабости или неразвитости индуизма. Растворенный в обществе, не имеющий четко очерченных границ, не претендующий на мишуру политической власти, но тысячелетиями сохраняющий, несмотря на все превратности, полный духовный контроль над каждым деянием, над каждым порывом желаний и полетом мысли своих адептов, индуизм представляет собой чрезвычайно гибкую самовоспроизводящуюся систему.

Эта система открыта любого рода инновациям, в том числе и из области научных знаний. Даже генетика, казалось бы, наносящая смертельный удар теории переселения душ, давно уже переосмыслена и разъяснена в традиционном духе образованными монахами Индии. Никакие открытия точных наук, никакие обещания наук гуманитарных, никакие археологические раскопки не повергают интеллектуальную элиту индуизма в панику, не заставляют ни пересматривать устоявшиеся догмы, ни тем более сжигать еретиков и каяться в этом спустя пять столетий. Даже атеизм — как мировоззрение — оказывается вполне приемлемым для верующего индуса. И западные физики давно уже внимательно изучают написанные на пальмовых листьях древнеиндийские трактаты о Космосе, о времени, о множественности миров. И случайно ли в момент первого экспериментального взрыва атомной бомбы один из ее создателей, едва ли сознавая, что делает, произнес наизусть бессмертные строки «Бхагавадгиты» — «ярче тысячи солнц»?

Есть, впрочем, два момента, о которых я считаю своим долгом здесь упомянуть. В апологетических трудах они, естественно, отражения не находят.

Во-первых, индуизм, как мы только что видели, система на удивление открытая — открытая достижениям философии, научным постижениям, прозрениям своих и чужих пророков. Но организационно это абсолютно закрытая система. Строго говоря, перейти в индуизм, присоединиться к нему, стать индусом нельзя. Индусом можно только родиться.

И во-вторых. Легко и уверенно ассимилируя чужое хорошее и чужое правильное, индуизм с огромным трудом расстается со своим нехорошим, своим отжившим, с установлениями глухого средневековья и древности, унизительными, страшными обычаями, проклинавшимися в течение веков (а иногда и тысячелетий) лучшими умами Индии.

«Здесь то, что прошло, никуда не исчезло, здесь то, что придет, не уйдет никуда…» — так отметил эту особенность Индии наблюдательный Роберт Рождественский. Давно перевалившая в численности своей за сто миллионов человек армия неприкасаемых, низведенных индусским обществом до животного уровня,— живое (вернее, полуживое) свидетельство того, что что-то основательно подгнило в космическом царстве дхармы. Кровавые погромы и разрушения мечетей — доказательство того, что индуизм, прославленный своей толерантностью, в политической сфере открыт отнюдь не только позитивным инновациям. Впрочем, нам ли морализировать по поводу чужой нетерпимости или экстремизма?

Продолжение следует.

Автор: Ростислав Рыбаков.