Необразованный человек, пусть он и живет в золотом дворце, подобен вороне, сидящей на шпиле дворцовой башни. (Шип Маха Рататара, бирманский поэт-монах XV — XVI вв.)

Казалось бы, что общего между Бирмой (Мьянмой) и Бурятией? Тут — тропики, там — сибирская тайга… И тем не менее они очень похожи. Благодаря буддизму. Хотя в Бурятии (как и в Туве, и в Калмыкии) распространен северный, тибетский буддизм, а в Бирме — южный, называемый тхеравада. Первые контакты между бурятскими и бирманскими последователями «Просветленного» восходят к пятидесятым годам прошлого века. Но только в 1991 году Центральное духовное управление бурятских буддистов решило направить в Бирму группу молодых буддистов из Бурятии, Агинско-Бурятского округа Читинской области и Калмыкии. Они должны были познать здесь все то, что необходимо, чтобы стать ламой.

Я в это время работал в российском посольстве в Бирме, и мне поручили опекать этих студентов. Их было девять человек. Бирманцы настаивали на этой цифре, потому что именно столько было первых учеников у Будды Гаутамы. Когда я познакомился с этой девяткой, то, честно говоря, испытал жалость к ним: я знал, насколько нелегки, даже суровы условия жизни в местных буддийских монастырях (там уже не покурить просто так табаки для кальяна, ну разве только в целях медитации). Но парни были бодры и оптимистичны.

Всем им предстояла учеба в Палийском университете — заведении, которое лучше назвать школой, предназначенной для монахов-бирманцев. Учатся здесь и стажеры-иностранцы. Палийский университет — это целый комплекс с учебным корпусом, общежитиями, трапезной. Расположен он на территории, где находятся позолоченная «Пагода Мира» и пещера — зал заседаний, в которой в 1954 году проходил 6-й Вселенский буддийский собор. Здесь же — Высший совет сангхи (общины), министерство по делам религий. В общем, самый центр буддизма всей Бирмы.

Прежде чем приступить к занятиям, студентам необходимо было пройти церемонию «шинпью» — посвящение в послушники по обряду тхеравады. А пока они могли располагать собой по собственному усмотрению: совершать экскурсии по городу, знакомиться с «бирманской действительностью».

Церемонию «шинпью» назначили на 5 декабря. Чтобы совершить обряд, каждому будущему послушнику нашли мирян-покровителей; дэгаджи и дэгамаджи (используя христианскую терминологию, можно назвать дэгаджи и дэгамаджи крестными отцом и матерью). На них лежит обязанность поддерживать материально своих подопечных, жертвовать средства университету на нужды учебы. Быть дэгаджи и дэгамаджи очень почетно. Тем самым человек совершает благое дело, улучшает свою карму.

Буряты приехали в Бирму одетыми кто во что: в джинсы, спортивные костюмы. Так и ходили по Палийскому университету. А во время церемонии «шинпью» им пришлось облачиться в костюмы королевичей. Головы подростков были увенчаны матерчатыми коронами со множеством стеклянных украшений. Более того, им сделали обильный макияж: натерли щеки местной пудрой-танакхой, подкрасили губы, подвели брови. Тем самым бурятские буддисты как бы уподоблялись принцу Сиддхартхе Гаутаме, некогда покинувшему свой роскошный дворец для поисков истины. Не случайно на лицах будущих послушников танакхой нарисовали круги с расходящимися лучами — символы солнца. Ведь династия Шакьев, к которой принадлежал Гаутама, считается «солнечной», ведущей свой отсчет от легендарных «повелителей Солнца».

Итак, угловатые юноши превратились в принцев-шинлаунов. Пришла пора ехать в знаменитую пагоду Шведагон. Машины с шинлаунами украсили бело-золотистыми зонтами. За ними следовала целая кавалькада автомобилей с гостями, артистами и музыкантами. Событие это, при всей его церемониальной важности, очень веселое. Гремят барабаны, пляшут клоуны. Нескольких «принцев» даже умыкнули, как каких-нибудь невест — чтобы потребовать выкуп с «крестных родителей». Тем приходится раскошеливаться. Таков древний обычай.

В пагоде процессия обходит вокруг золотой ступы. Впереди шествуют мирянки с кокосами и бананами в чашах — подношение для статуй Будды и изображений духонатов: добуддийские верования в них «впитались» в бирманский буддизм. Потом следуют уважаемые, заслуженные монахи, а уж за ними — будущие послушники. Шинлаунов представляют изваяниям духов, прося у них защиты и покровительства.

Возвратившись в монастырь, студенты снимают королевские наряды и облачаются в белые одежды. Опытные монахи за пару минут бреют им головы, после чего — душ. Время уже перебралось за полдень.

Сегодня ребята в последний раз обедают так поздно: буддийским послушникам и монахам разрешено принимать пищу только до полудня. И вот наступает самый торжественный момент. Облаченным в белые одеяния вручаются оранжевые тоги. Почтенные монахи помогают обернуть их вокруг тела, как положено. Коленопреклоненные юноши произносят подобающие случаю молитвы, дают обещание следовать всем заповедям послушника. Теперь они полноправные койин (послушники по-бирмански), и все миряне обязаны оказывать им знаки почтения.

Тонкая тога и принятые обеты наделяют послушников благодатью, недоступной мирянам. Но и накладывают ответственность. Подъем — в 4.30 утра. Есть можно только до 12 часов дня. Развлечения, спортивные занятия запрещены. Только учеба, молитвы, медитация. На первых порах послушникам было ой как нелегко! Случались и срывы и нарушения режима. Сказывался и языковый барьер, хотя к студентам из Бурятии был приставлен переводчик-бирманец, неплохо владевший русским языком.

Время от времени я встречался с ректором университета У Пандита, настоятелем очень ученым и исключительно сдержанным, или же с его заместителем, монахом помоложе, чтобы узнать, как идут дела у наших студентов. Оба они отвечали примерно так: «Нелегко им, но стараются, стараются». Послушники штудировали основы буддийского учения в его южном варианте, изучали священный язык пали, а также бирманский и английский. Однажды, придя к ректору в гости, через окно я увидел медитирующих в его комнате послушников. Сидели они на жестких циновках, скрестив ноги. Медитация продолжалась около часа, и столько муки было на лицах ребят… Но прошел год учебы, и я снова увидел их в медитации. Теперь лица у послушников были спокойные, умиротворенные. Они постепенно втягивались в монотонную монастырскую жизнь.

Как-то меня пригласили на обед в университетскую трапезную. Угощение устраивали богатые родители в честь свадьбы их детей. Подавали курицу, рыбу, креветок. Было даже мороженое. Увы, подобные лакомства студенты видят нечасто. Обычная же трапеза довольно скудна. Рано утром — вареный рис и бобы. На обед — опять же рис или же «кхаусве», бирманская лапша. Суп из листьев. Зеленый чай без сахара да бананы. А после полудня можно только выпить воды или же сока. Небогатый обед монахов разделяют животные. Около трапезной всегда множество бездомных собак. Ведь буддизм запрещает убийство животных. И люди подбрасывают щенков в монастырские дворы, зная, что там они найдут приют.

Департамент по распространению буддизма организовал для бурятских студентов-послушников паломническую поездку по стране. Они побывали в древнем Пагане, где на берегах реки Иравади уже почти тысячу лет возвышаются бесчисленные храмы и пагоды. В королевской столице Мандале буддисты из Бурятии и Калмыкии молились перед бронзовой статуей Будды, отлитой, как считается, при жизни Просветленного (другое прижизненное изображение, сандаловый Будда «Зандан-Жуу», хранится в Улан-Удэ). Посетили паломники и Араканскую национальную область, расположенную на побережье Бенгальского залива. Аракан — это форпост буддизма на границе с мусульманской республикой Бангладеш. Тут студентам очень понравилось. Правда, они жаловались мне, что было обидно находиться на берегу Индийского океана и не искупаться как следует. Но что делать монахам и послушникам не пристало даже такое невинное удовольствие, как плескание в море.

Когда ребята сетовали на тяготы монашества, я приводил им в пример известного бурятского ламу Агвана Доржиева, который в начале прошлого века постигал буддийские премудрости в Лхасе, тибетской столице. Он так преуспел в учении, что считался одним из самых ученых лам и даже был учителем-регентом малолетнего Далай-ламы. И послушники соглашались потерпеть. Через год они уже изъяснялись и читали по-бирмански, заучили наизусть многие буддийские постулаты, стали разбираться и в языке пали. Когда я спрашивал студентов, что больше, всего поражает их в Бирме, они отвечали: удивительная преданность бирманцев буддизму, глубокое почтение к монахам. И добавляли, что тут есть много общего между бирманцами и бурятами, калмыками.

Считается, что южный буддизм сильно отличается от северного. Я же убедился — в том числе и на примере бурятских послушников, — что общего у них, пожалуй, больше, даже в деталях. Я уж не говорю о почитании Будды, которое объединяет всех буддистов. В сущности, едино и буддийское учение о мироздании. В калмыцкой столице Элисте на вывеске магазина я прочитал: «Сумеру». Это название популярно и в Бирме, ведь Сумеру (или Меру) — это, по буддийской космологии, гора, находящаяся в центре Вселенной; вокруг расположены четыре острова, в том числе и тот, что населен нами, людьми.

В одной старой книге, рассказывающей о быте астраханских калмыков в 19-м веке, я прочитал, что благочестивые калмыки ежегодно покупали пойманных рыб и пускали их в воду, освобождали птиц из клеток. Аналогичную церемонию дарования свободы рыбам и птицам послушник Женя наблюдал в Рангуне в дни празднования Тинджана — нового года. У бурятских буддистов популярно имя Бадма. Оно санскритского происхождения и означает «лотос». А в Рангуне послушники иногда прогуливались в небольшом парке Бадонма — «Лотосовом».

Чем же завершился поход бурятов в Бирму за сокровенными тайнами буддийского учения? Семь из девяти студентов успешно, без срывов закончили двухгодичный курс обучения, преодолев все трудности. Двоим пришлось покинуть Бирму досрочно: из-за слабого здоровья и в силу личных обстоятельств. А выпускникам в торжественной обстановке вручили дипломы. По-разному складываются их дальнейшие судьбы. Кто-то решил еще поучиться в Палийском университете, чтобы получить полное посвящение в монахи — бхикшу. Кто-то станет ламой в бурятском дацане. А кое-кто изберет и мирскую жизнь. Но я уверен, что два года, проведенные в Рангуне, ни для кого не были напрасными. У бирманцев есть пословица: никто не может похитить у человека золотой сосуд его знаний…

Автор: Н. Листопадов.