В каком плане можно говорить о толерантности исламского мира? Современные соревнования за толерантность порожденные той же ситуацией, которая перед веками привела к нетерпимости традиционных религий, поддерживаемых аппаратом государственной власти — императорами, халифами, султанами, оправдывающими свое право на господство ссылками на религию.

В этом смысле христианство и ислам очень похожи: их распространение как религий сопровождалось установлением империй и царств, опиравшихся на строгое соблюдение Божьей истины как основы человеческих законов. Бог вмешивается в человеческие дела различными способами, как к религии, а вот властные структуры неуклонно находят свое оправдание в трансцендентальных святых учениях, ортодоксальные варианты которых освящались тем, что Макс Вебер называл «священным правлением».

Начиная с Европы ХVII века, возникает соревнование между двумя историческими моделями создания и воспроизведения обществ: благодаря первой появились так званые «Общества Святого Писания», благодаря второй — светские общества, лишенные всякого теистического содержания, которые стремятся узаконить себя с помощью избирательного права и демократического обсуждения проблем.

Итак, разница не обусловлена, как это часто утверждается, религиозными разногласиями (христианство, ислам, иудаизм, буддизм), а тем, есть ли между церковью и государством согласованность, или ее нет, как, например, в модели общества, порожденного Французской революцией и просвещением.

Итак, что же станет с вопросом толерантности, если его рассматривать сквозь призму вышеупомянутого подхода? Прежде всего радикальный поворот, который состоялся в ХVII веке, в историческом плане представляет существенную черту. Пока толерантность (в смысле свободы религии и судебной защиты основных человеческих и гражданских прав) психологически и интеллектуально была невозможной по взаимоисключающим теологическим системам, созданным религиозными общинами для своей защиты — а может, и для своей экспансии.

ЗАЩИТНАЯ ЗОНА

Догматическая теология всегда заявляет, что только та или иная религиозная община имеет монополию на полученное откровение, истину, а следовательно, и на власть, которую она, община, защищает. Исламские законы были не столь дискриминационные: согласно им, христиане и иудеи имели известный статус аз-Зимма — лиц, взятых под охрану. Но это была толерантность, происходившая от равнодушия, и унизительных мер, призванных подчеркнуть превосходство исламской истины. В полемике между иудеями и мусульманами или между христианами и мусульманами привычно используется пример статуса аз-Зимма, чтобы заклеймить воинственную нетерпимость ислама.

Однако очень не современно и несправедливо судить одно из «теократических» обществ, таким образом, и при этом не подвергать никакой критике другие, и использовать пустулаты модели Просвещения только для дискредитации ислама. Мусульмане тоже могли бы ответить на обвинения ислама в нетерпимости, сформулированные на основе логики в духе Просвещения, цитатами сур из Корана, пронятых духом толерантности. Но это не менее запущенный и не менее демагогический подход, и я его отвергаю. Я прекрасно знаю, традиционная интерпретация некоторых сур, наиболее пропагандирующих толерантность, уступила место теологическим постулатам Божьей истины, поставленным под пристальный надзор теологов-юристов, которые предоставляют своим постановлениям слишком восторженный онтологический, когнитивный, юридический и духовный статус.

Бесспорно, выдающиеся произведения исламской мысли помогли вместе с другими проложить путь к толерантности в современном ее понимании. Я имею здесь в виду труды мистиков, интеллектуальные порывы, политические протесты, в частности, таких авторов, как Хасан аль-Басри (умер в 772 г..), Аль-Джахиз (умер в 869 г.), Аль-Кинди (умер в 870 г.), аль-Таухид (умер в 1014 г.) и аль-Маарри (умер в 1058 г.). Но все эти догадки-прозрения и размышления составляют лишь часть того, что антологии со времен древнего мира Ирана называли «вечной мудростью» (Джавидан Хирадо, или аль-Хикма аль-Халида).

СИМВОЛИЧЕСКИЙ КАПИТАЛ

А что же произошло после упомянутого радикального переворота? Ислам как религия, исламская мысль и мусульманское общество осталось в стороне от событий. Европейские общества подвергались все более быстрым изменениям, которые готовила и направляла капиталистическая торговая буржуазия, а в мире ислама происходил обратный процесс — этот мир слаб, размах мысли и культурная деятельность ограничивались, а племенной уклад распространялся с ослаблением центральной власти. Эти события способствовали созданию колониальных империй, ухудшили экономическое и политическое положение и состояние культуры и привели к освободительным войнам после второй мировой войны.

Это краткое историческое описание страдает недостатком детализации, и все же показывает, что толерантность не может быть в центре внимания в обществе, где с XIII века происходит процесс, благодаря которому культурные и этнические группы стали независимыми, городская элита и народные массы размножались, а религия, язык и культура стали одинаковыми в городах, селах и в целых регионах. Оттоманский режим и во многом колонизаторы способствовали этому расколу общества на особые группы. Религия раскололась на секты и братства. Власть стала наследственной, экономика начала тяготеть к самообеспеченности, языки распались на диалекты, а культура сузилась до того, что французский социолог Пьер Бурдье назвал «символическим капиталом».

Эти общества, расколотые на изолированные друг от друга группы, ревностно сохраняя свое «лицо» и часто противодействуя правительству (особенно если оно было далеко), оставались отрезанными от современности до 1950-х годов. Колониальные режимы, конечно, поддерживали образования социокультурных «островков», где начала ощущаться потребность в том, чтобы модернизировать институты и представления об обществе и интеллектуальной жизни. И только в эпоху политической независимости национальные государства везде заставляли группы сепаратистов и местное движение за независимость участвовать в «национальном возрождении». Этой новой социополитической движущей силе выпало за короткое время сделать проблему толерантности актуальной и насущной, как это было в европейских христианских обществах ХVІІІ века.

Итак, мы видим, что толерантность не основное достоинство, которой требуют большие религиозные и философские учения, а скорее реакция на социальные и политические требования во времена большого идеологического безвременья, просмотр основных «ценностей», присущих разным социальным группам, образующим нацию.

Практика толерантности требует повсеместных усилий индивидуальной воли, а также политической воли со стороны государства. Можно сказать, что в большинстве мусульманских стран не хватает и той, и той свободы, и это можно объяснить скорее историческими, социальными и антропологическими причинами, чем «молчанием» религиозных текстов и «слабостью» исламской мысли.

Аудитория «энциклопедистов» состояла из заинтересованных граждан, готовых внедрять идеи Просвещения в политическую и экономическую практику. Такая же аудитория была в короткие периоды истории исламского общества: в IX-Х веках торговый средний класс крупных городов предоставил размах развития в арабском мире гуманизма, открытого для учений «вечной мудрости», где ислам был одной из составляющих. Похожее положение наблюдалось в нескольких обществах 1850 — 1940 годов: это был так называемый период Нагоя — возрождения; особенно в арабском мире. Интеллигенция, восприимчивая к идеалам Просвещения, пыталась ввести либеральную демократию, особенно после распада Оттоманской империи, но узкая социальная база этого движения и политическая бдительность колониальной власти помешали любой модернизации.

С 1960-х годов рост населения и распространения популистских настроений, а также широкомасштабное «искоренение» оседлого населения и строгий контроль власти в однопартийных странах привели к насильственной конфронтации в мусульманских обществах, где рост движений протеста и к массовому ощущению фрустрации, а все это не может не способствовать развитию бескомпромиссных доктрин.

В этом коротком разборе я хочу высказать мнение — оно будет и моим заключением, — что в современных обществах проблема терпимости приобретает такие масштабы и вес, что становится невозможным ограничиться отдельными примерами того или иного общества, того или иного способа мышления, той или религии. То, что неточно называют исламом, нельзя изъять из контекста мировых сил, правящих судьбами всех народов. Когда журналисты, политологи и социологи употребляют такие слова, как «фанатизм», «ксенофобия», «насилие» и «нетерпимость» насчет современных мусульманских движений, их следует понимать в контексте внутренних и внешних причин, вызывающих все эти явления.

Это не значит, что я закрываю глаза на атмосферу нетерпимости, которая усилилась в некоторых мусульманских обществах в связи с так называемым «пробуждением» ислама. Когда я подчеркиваю масштаб политического и экономического давления, которое до сих пор испытывают эти общества, и утверждаю, что изменение в понимании веса религий следует оценивать, учитывая исторические условия и общественное положение, то это только для того, чтобы еще раз подчеркнуть непременную необходимость толерантного отношение к феномену религии вообще и предложить подходить с большим пониманием к различным практическим проявлениям ислама.

Автор: Мохаммед Аркун.