«Джоконда»… Этот шедевр на протяжении сотен лет привлекает к себе всеобщее внимание. Тайна, которой он окружен, словно озон, — им невозможно надышаться, или музыка — ею невозможно наслушаться. Изменчивая в своем постоянстве, постоянная в своей изменчивости, она как бы выпала из времени и пребывает независимо от него. Вечным, непреходящим веет с ее фантастических вершин. Но как ни привлекательна холодная мистика изображенных на ней гор, пещер и заливов, не в ней загадка. Что же влечет к «Джоконде» сердца? Почему будоражит она умы? Почему поколение за поколением идут к этой картине как бы на поклонение? Ведь не одна только легенда зовет их.

Еще современники Леонардо пытались разгадать тайну Джоконды. Многие видели портрет еще в мастерской художника, но кто изображен на полотне, узнать так и не смогли. Вазари своим известным описанием только добавил путаницы. По его словам, Леонардо изобразил жену флорентийского купца Дель Джокондо Мону Лизу в образе Весны. Однако и беглого взгляда на картину достаточно, чтобы сделать вывод: биограф имел в виду какое-то другое произведение Леонардо, может быть, «Коломбину», что сейчас находится в Эрмитаже. Кстати, в описании произведений Леонардо во времена его службы при дворе короля Франциска I именно эта картина значится как «Портрет флорентийской дамы»…

Однако любой портрет — это изображение конкретного человека. И конечно, он был бы непременно узнан своими современниками. Если это была Джоконда из Флоренции, зачем бы им теряться в догадках? Да и сам художник вряд ли стал бы хранить заказной портрет чьей-то жены или вдовы и, постоянно совершенствуя его, возить с собой, как святыню. Даже если бы это была шутка с переодеванием, автопортрет в женском обличье, как считает американская журналистка Елена Шварц.

Спору нет, Леонардо любил мистификации и всевозможные шарады. Но значительность содержания, мощный заряд духовности картины как-то не вяжутся с мыслью о трюкачестве. Вообще искусство Леонардо — мистическое, глубокое — строго выверено и взвешено. С толку сбивает то, что иногда выходит за грань его творческой воли. Так, многим кажется чудовищно игривым и плотоядным его Иоанн Креститель. Но в том-то и состоит очарование леонардовского гения, что открываемые им бездны и высоты подчас не выверишь никакой алгеброй. Гений Леонардо парил над ремеслом.

Трудно рассмотреть, что отражает поверхность воды, пока не улеглось волнение. Пятьсот лет — срок немалый, чтобы зеркало успокоилось и прояснилось. Многие интуитивно давно поняли, к кому обращают они свои взоры и сердца.

«Ты расскажешь о лице», — когда-то написал Леонардо. И лицо на картине «Джоконда» нами узнано.

Немногочисленный цикл Мадонн Леонардо выстраивается в его наследии весьма последовательно, в соответствии с его меняющимся мировоззрением и растущим мастерством. Они, за исключением «Мадонны в скалах» и «Поклонения волхвов», ближе всего к жанру портрета и предстают как бы в развитии, тяготея к внешней простоте и к возрастающей духовной глубине. Постепенно образ Девы Марии обретает у Леонардо все более универсальный характер, не теряя при этом женственности и теплоты. В его Мадоннах много светского, но всем им свойственна почти иконописная доступность.

Именно это, а не пресловутая загадочность, влечет паломников к Джоконде. Хотя что может быть загадочнее доступности икон? Уже внешнее сходство Джоконды с остальными Мадоннами Леонардо позволяет логично вписать ее в их круг.

Безбровые, с ускользающей улыбкой, окруженные необычным пейзажем, они обнаруживают некое единство деталей. Даже в одежде Джоконды сохранены элементы плаща — непременного атрибута одеяния Марии. Три жемчужины, которые исчезли в окончательном варианте, тоже легко соотносятся с христианской символикой. Некогда зеленый цвет платья этой немолодой женщины — не что иное, как символ вечной юности Девы Марии, с которой произошло чудо по воле Бога. И конечно, пейзаж, всегда характерный пейзаж, отражающий космичность происходящего, — все эти воздушные галереи, небесные окна, скалистые горы.

Только светлое очарование ранних Мадонн уступает в «Джоконде» чувству одиночества и утрат. Это портрет Девы Марии на последнем отрезке ее жизненного пути. Он завершает сюиту Мадонн. Нет больше разделения на божественное и человеческое. Поэтому и пейзаж становится совсем фантастическим, почти неземным. И нисколько не странно, что улыбку Марии невозможно описать словами, как и рассказать о том, что уже «не от мира».

Нет ничего невероятного в том, что в этом портрете искали и находили чьи-то конкретные черты — самого Леонардо, его матери, его современниц. Противоречивость облика Джоконды очевидна. Похоже, все это — следствие художественного метода Леонардо, его принципа отбора. «Смотри, чтобы собрать многие части прекрасных лиц…», — рекомендует он своим ученикам.

И если у Джоконды глаза Леонардо, мы можем предположить, что это глаза его матери. (Фрейд, кстати, писал, что у Джоконды глаза материнские.) Но это скорее относится к «собиранию лиц», а значит, искать реальные прототипы не имеет смысла. Гораздо важнее, что существует некоторая связь, сходство между Христом «Тайной вечери» и Джокондой. У всех Мадонн Леонардо много общего с обликом Христа. Особенно заметно это сходство в «Поклонении волхвов» — у Марии тот же наклон головы и рисунок глаз. Что-то из вышеперечисленного есть и в Джоконде. Прослеживается такая зависимость: соблюдая объективный закон природы при создании образа Христа, Леонардо, естественно, соотносил его с тем образом Девы Марии, который определился у него к тому времени. Когда же Леонардо писал портрет Джоконды, он, конечно же, с учетом прежнего опыта, ориентировался на образ Христа.

Кто знает, может, Леонардо ничего и не выдумывал. Просто прочитал однажды у Данте:

Теперь взгляни на ту,
чей лик с Христовым
Всего сходней…
(Рай. Песнь 32, ст. 85—86)

Не в этих ли строчках зерно замысла, давшего столь необычные всходы? Не так ли было и в случае с «Тайной вечерей», когда импульсом к созданию знаменитой композиции послужила одна строка из Евангелия от Иоанна? Кто знает, так ли однозначно было бы толкование фрески, не впиши Леонардо этой строки в свою тетрадь… Так разговор о прояснившемся зеркале уводит нас к истокам.

Леонардо понимал, что его создание выходит за рамки канона. Но не в его обычае было объясняться с современниками. Вокруг картины очень скоро возник ореол тайны. Великий художник со свойственной ему улыбкой не препятствовал этому.

Автор: В. Макаров.