Крещение Господне именуется, как известно, еще и Богоявлением, поскольку в тот день Бог открыл Себя миру в трех ипостасях: крещаемого в струях Иордана Иисуса, осеняющего Его — «в виде голубя» — Духа Святого, и, наконец, Бога Отца, явившего Себя как «глас с небес, глаголющий: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение». Стало быть, именно Крещением Единый в трех лицах Бог явил Себя миру впервые: именно в тот страшный день перед миром предстали Создатель, Искупитель и Зиждитель, а само крещение Иоанново, которое по смирению принял Спаситель, оказалось прообразом нового, новозаветного крещения — «Духом Святым и огнем».

…О том, что церковное крещение, которым человек, собственно, и принимается в лоно Церкви,— это крещение водное, знают все. О том, что совершается оно Духом Святым, догадываются многие. Но вот почему Иоанн Креститель пророчествовал, что Тот, Кому он «недостоин понести и обувь», будет крестить еще и огнем? Потому, видимо, что одной только водной стихии, очищаемой в день Богоявления Духом и очищающей собою весь мир, все-таки недостаточно, чтобы омытый ею был бы готов принять царство и ту жизнь, где нет нечистоты и смерти: следом за омовением идет иное — в огне мученичества — очищение, пример которого был прообразован подвигом трех отроков, трех благочестивых юношей, каковые за отказ поклоняться идолам были ввергнуты в огненную пещь, где они, и объятые пламенем, не сгорели, ибо их оросила небесная роса и защитил сошедший ангел.

В этом вот образе — в образе горящих, но не сгорающих, палимых, но не опаляемых — и заключено — пусть и предначертательно — учение о Воскресении, которое, стало быть, ожидает верных не только по смерти, но и — перманентно — в течение всей жизни.

В самом деле: как же иначе понять апостольский завет — и совет — сораспяться Христу, если под сораспятием понимать не только и не столько результат, сколько процесс? А если так, то наша жизнь должна воспроизводить седмицу страстей Христовых не только в ее итоге, но и в ее течении. Следовательно, сораспятие Христу, которое, по идее, каждый человек должен принимать через свое собственное крещение, есть не что иное, как постоянное, до гроба, стояние в огненной печи, из которой, конечно, можно выйти и невредимым, как вышли из нее благочестивые юноши, но… кто может дать гарантию, что это случится непременно? Вот это, собственно, временное пространство — пространство между печью зажигаемой и печью погасающей — и должно быть заполнено верой, которая, как известно по апостолу, есть «уверение вещей невидимых».

А если так, то крещением мы выходим из области детерминизма, из сферы причинно-следственных отношений, вступая в область неведомого и пускаясь в рискованное мореплавание первооткрывателя, который, отправившись на поиски Индии, рискует открыть Америку. Или не открыть ничего. Или просто погибнуть в бурных волнах океана. Или, наконец, погрузившись в водную пучину, исчезнуть в пасти кита, чтобы через три дня выйти из нее невредимым.

Крещением, стало быть, мы входим в состояние смертельного незнания, которое, впрочем, может обернуться и знанием о жизни вечной: ибо что же, в самом деле, демонстрировал Христос, когда распинающие, смеясь над Ним, иронически вопрошали, отчего Он, если Он и впрямь Сын Божий, не желает сойти с креста? Так что же Он демонстрировал — знание или незнание? Уверенный в имеющем совершиться воскресении и в то же время просящий пронести мимо чашу страданий, которыми, конечно же, воскресение и покупалось, — о чем кричал этим миру «сын человеческий» — о вере или об отсутствии таковой?

Вода, принявшая огонь, огонь невещественный, «огнь пожирающий» — это струи Иордана, впитавшие в себя свет и жар Христа — «Солнца правды». Празднуя совершившееся крещением очищение от скверны, мы тем самым празднуем день, прообразующий Пасху, когда освобождается из темницы миродержца все земное, каковое, выходит, не воскреснет, если прежде не сгорит в огне очистительного пожара, где, почернев, рассыпется прахом черное и ослепительной белизной засияет, убелившись, светлое.

Автор: О. Газизова.