Две девочки, назначаемые ежегодно, жили в небольшом домике возле Эрехтейона. Их называли «аррефорами», что значит носительницы тайного. В белых коротких одеждах с золотой вышивкой они играли в мяч под священной оливой, но в некий день месяца Скирофориона, сразу же после посева, им предстояло испытание, которое требовало немалого мужества. Жрица Афины давала им нечто закрытое, чего никто не имел права видеть. Они должны были спуститься с этой ношей под землю и тайным туннелем проникнуть в глубину скалы. Там им следовало оставить принесенное и взять другое, тоже закрытое и никем не виденное и с корзинами на голове вновь подняться на поверхность.

Подземная тропа вела к подножию акропольской скалы в тайник одной из дочерей Кекропа, названной «Агравла», что значит «полебороздная». Тайник, или храм Агравлы, находился возле храма «Афродиты в садах».

Что это был за туннель? И существовал ли он? Ведь возможно, что все подземные путешествия аррефор — не более как легенда? Однако вспомним Шлимана: он был уверен, что «Иллиада» — не легенда, а документальное произведение, и по гомеровским стихам отыскали точное место древней Трои.

А страшно было, вероятно, девчонкам забираться под землю! Да еще тащить на головах что-то не понятное. Ведь они, несомненно, слышали, что некогда две дочери Кекропа — Агравла («Полеороздная») и Герсе («Росяная») заглянули в такую же точно корзину, а там — ужас! — получеловек, полузмея. Они так испугались, что сознание их затмилось, они бросились со скалы и погибли. Нельзя было смотреть в корзину, предназначенную в дар земле!

«Полебороздная», «Росяная», «первый день после посева, подземелье, змея в земле…» У нас, у славян, земля и змея звучат почти одинаково. Они сродни друг другу. Может быть, их родство ходит глубже, в грунт тысячелетий? Оттуда доносятся к нам же почти неслышимо какие-то сочетания сейчас непроизносимых слогов, как приходят оттуда осколки костей или отпечатки листьев, уже лишенных всех признаков жизни, но сохранивших какие-то формы живого.

Слово «земля» — одно из основных, из древнейших человеческих слов, и туда, в эту древность, уходили тайные культы Эрехтейнона. Мне кажется, что их свершители были уверены в магическом, чудесном действии своих обрядов в том, что без них придет беда. Земля была главным в этих тайных мистериях мрака и подземности. Нечто надо было внести в землю, что-то из нее извлечь.

Какой-то тайный, непонятный даже и самим жрецам, процесс должен был там, в недрах, произойти, столь же секретный, как произрастание стебля из семени. Вероятно, дело было в хлебе, в плодах земных. Чтобы взять милости у природы, надо было наколдовать их!

Сужающаяся кверху дверь обращена на восток, туда — к Малой Азии, к Двуречью, к Индии, Тибету… Ее проем формой своей напоминает абрисы египетских пилонов, лхасских монастырей, в его черной раме над черными кулисами гор стоит фиолетовая гущина неба и в ней — звезды по сто каратов. Острые их лучи, пышущие то синим, то оранжевым, промчавшись тысячи световых лет, вонзились в полумрак храма. Тут желто горит светильник. Его пламя похоже на акварельную кисть, туго набухшую тусклой золотой краской. Оно слабо озаряет складки вышитого пеплоса, облекающего сидящую в глубине оливковую Афину. Возле статуи идет вверх медная пальма, поставленная, чтобы втягивать копоть от горящего масла…

Помещение было небольшое: десять метров в ширину и немного более семи в глубину. Пожалуй, тут никогда и не бывало многолюдства, как не бывает его в лаборатории или у пульта электростанции.

Золотой светильник горел негасимо. Его заправляли маслом раз в год. Фитиль делался из карпассийского льна, добывавшегося на Кипре и прозванного «амиант», или «асбестос», «единственный, который не сгорает», как пишет Павсаний.

Продолжение следует.

Автор: Борис Агапов.

P. S. Подумалось, а ведь отличным и недорогим подарком для мужчины на странице какого-нибудь подарочного сайта мог бы стать конструктор этого самого Эрехтейона, этого прекрасного и загадочного древнегреческого храма.